Глеб - Домашняя церковь

Основной формой проповеди Иисуса Христа были притчи — короткие рассказы. В своих беседах с народом Он использовал поэтические образы и сравнения. Притчи легко запоминаются. Читая Евангелие, мы обнаруживаем все новые и новые грани их глубокого содержания. По притчам мы оцениваем себя и свои поступки. Раскрытием их смысла на всех языках мира почти две тысячи лет занимаются проповедники. Христос учил на примерах, понятных Его слушателям.

Большое воспитующее значение имеют рассказы и предания о жизни святых подвижников и мучеников. В этих повествованиях нередко разрешаются многие антиномии христианского вероучения, жизни и нравственности.

Живые жизни, обобщаясь и преломляясь в сознании, превращаются в синтетические, художественные образы, порождают фантазию, а ассимилируясь, — идеи научных гипотез и теорий, или, отходя от реальной жизни — фантастику.

«Ничто — ни слова, ни мысли, ни даже поступки наши, — писал К. Д. Ушинский, — не выражают так ясно и верно нас самих и наши отношения к миру, как наши чувствования: в них слышен характер не отдельной мысли, не отдельного решения, а всего содержания души нашей и ее строя».

Искусство воздействует прежде всего на чувства, воспитывает их, трансформирует их в том или другом направлении.

Соприкасаясь с искусством и вводя его в дом, приучая к нему детей, необходимо осознавать, что оно очень разнообразно по своей моральной, духовной сущности и эстетическому совершенству. И у ада есть свой соблазнительный цветок и свое обманчивое сияние. Грех не был бы так пленителен, если бы он не одевался порою красочными покрывалами эстетизма и ложной любви, утонченной чувственности и обманчивых идей.

Эти покрывала сотканы из не всегда видимых сетей и яркие краски на них быстро линяют, оставляя на уловленных жертвах безобразные пятна. В эти сети попадали и отдельные личности, и целые народы. Чтоскрывалось под лозунгами социальной и сексуальной свободы, равенства и братства, за их победными маршами — все это мы, люди среднего и пожилого возраста, хорошо знаем и на опыте личной жизни, и на историческом опыте многих народов.

В. А. Жуковский писал: Поэзия — религии небесной/ Сестра родная…

Его мысль продолжал Ф. Тютчев: Она с небес слетает к нам -/ Небесная к земным сынам,/ С лазурной ясностью во взоре -/ И на бунтующее море/ Льет примирительный елей.

Но вот ницшеанские мотивы: Беззаботными, насмешливыми,/ Творящими насилие -/ Такими хочет вас мудрость.

Какой смысл автор этого афоризма вкладывает в слово мудрость? — Мудрость зла?

А вот из песен, популяризировавшихся в 20–х гг.:

«Кто не с нами, тот наш враг, тот должен пасть».

«Долой, долой, монахов,/ Долой, долой попов,/ Мы на небо залезем,/ Разгоним всех богов».

Какие жертвы, сколько страданий, крови за этими бодрыми стихами, реализованными в исторической практике жизни! Что они оправдывали? На что они толкали?.. Искусство!..

Дела, к которым призывали эти брошенные в массы частушки, отозвались «Реквиемом» Анны Ахматовой:

«Хотелось бы всех поименно назвать,/ Да отняли список, и негде узнать./ Для них соткала я широкий покров/ Из бедных, у них же подслушанных слов./ О них вспоминаю всегда и везде,/ О них не забуду и в новой беде./ И если зажмут мой измученный рот,/ Которым кричит стомильонный народ,/ Пусть так же они поминают меня/ В канун моего погребального Дня».

Из векового прошлого доносятся до нас и такие молитвы:

«Услышь меня, Боже, в предсмертный мой час/ Язык мой немеет и взор мой угас,/ Но в сердце любовь и прощение/ Прости мне мои прегрешения», — молится измученный пытками Василий Шибанов в балладе А. К. Толстого.

И все это называется искусством! Оно, как и наука, способно служить и добру и злу. В последнее время много говорят о моральной ответственности ученых в связи с созданием атомной бомбы, лазерного оружия и генной инженерии. Такой же подход закономерен и к работникам искусства. Они, правда, обычно не несут непосредственно смерти, но они много приложили усилий к развращению рода человеческого: гангстерские фильмы, опоэтизированное описание свободной любви и разврата, восхваление грубой силы и ненависти. Вместе с тем, вероятно, ничто так не способно воспитать в человеке добро и соучастие к другому, как искусство, особенно художественная литература.

Родителям следует очень внимательно отнестись к чтению детей и подростков, к приобщению их к музыке и другим видам искусства, памятуя о их коварном многообразии. Не на всякую грань искусства надо смотреть, не всякие звуки надо слушать, не все книги читать. «Тлят бо юношу беседы злы», — «Блажен муж иже не иде на совет нечестивых».

Красота заложена в природе, — в этом акте Божественного Творчества. Восхищение перед красотой природы, красотой человеческого тела можно найти в разных местах Священного Писания: «Потому что я дивно устроен», — восхищается Псалмопевец (Пс 138:14). «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь» (Пс 18:2). «Красота спасет мир», — считали такие разные по своему мироощущению люди как Ф. М. Достоевский и Н. К. Рерих [74] «Теоретические» работы Рериха и членов его семьи никак нельзя рекомендовать для христианского чтения; речь идет только о его живописи, — это еще один пример двойственности в искусстве, когда творчество и личность художника далеко расходятся. Для нас классический пример этого — художественное творчество гениального Льва Толстого и его же религиозные заблуждения. .

Удивительное чувство красоты было присуще подвижникам и отшельникам. Какие места они выбирали для своих подвигов и монастырей?

Когда преподобные Кирилл и Ферапонт поднялись на гору Маур, то, увидев залив Белого озера, они воскликнули: «Место сие зело красно есть. Сделаем себе здесь келию». Как удивительно вписываются в природный ландшафт наши монастыри и церкви, и как диссонируют с ним наши современные постройки — коробки санаториев, фабрик и жилых домов.

Красота идет от природы. У нее учились великие художники прошлого. Мы восхищаемся красотою наших шатровых храмов и колоколен, — но это же наши родные ели.

…Ранним туманным утром мы подплывали спецрейсом к Кижам, всматривались вдаль. «Вон Кижи!» — неоднократно раздавались восклицания на палубе. Когда же подплывали ближе, то оказывалось, что за силуэты храмов Кижей принимались группы елей на каком–либо из островов архипелага.

- Кижи!

- Да, нет, опять ели.

- Нет, это Кижи.

Вот так мы увидели изумительный памятник древнерусского зодчества.

…Я ехал по дороге из Термеза в Самарканд предгорьями Гиссара. Быстро садилось южное солнце. Вдруг в останцах выветривания на противоположном берегу реки Широбад я увидел индийские пагоды. Вспомнилось, что аналогичные отложения развиты в Индии в предгорьях Гималаев. — Не их ли останцы послужили прообразом архитектуры пагод?