Архимандрит Софроний (Сахаров) - Старец Силуан Афонский

— Но здесь больному нельзя оставаться; кто Вам сможет служить?.. а там все-таки удобнее.

— Если бы они дали мне отдельную комнату, то я пошел бы в больницу.

Сказав, «я пойду переговорю с доктором», я ушел к Отцу Фоме, монаху, который заведовал больницею и назывался доктором. О. Фома не получил в миру образования, но всю жизнь работая в больницах Монастыря, приобрел солидный опыт и даже некоторые теоретические познания. Это был человек одаренный богатой врачебной интуицией и был очень полезен для Монастыря, так как на Афоне нет настоящих больниц и врачей.

Больница Пантелеимоновского Монастыря размещена в двух этажах, и таким образом делится на две палаты: верхнюю и нижнюю. Помещение нижней палаты представляет собою большую залу, разделенную простенком на две половины. Во второй, задней половине, со стороны окон, обращенных к морю, углы отделены от общего помещения тонкими стенками, образовывая две маленькие комнатушки; правую из них доктор любезно предоставил Старцу.

Возвратившись к нему, я сказал, что доктор дает комнату в нижней палате. Старец согласился пойти, но был уже настолько болен, что один идти не мог, нужно было его поддерживать. Со скорбью вел я его в больницу.

Никакими техническими средствами, способствующими постановке диагноза, Монастырская больница не располагает. Что было у Старца, никто не выяснил; состояние его здоровья быстро ухудшалось. Как тяжело больной, по обычаю Монастыря, он причащался каждый день. В понедельник, 6/19, было совершено елеосвящение.

Я часто посещал его, но не решался беспокоить беседой, а садился у полуоткрытой двери снаружи, так как комнатка была очень маленькой. При жизни Старца мне представлялось часто возможным видеть его жизнь, слышать от него многое, что раскрывало картину его внутреннего духовного пути; было возможно до какой-то степени следить за его приближением к великому таинству смерти, но самый момент смерти остался для меня сокрытым.

Последние дни своей жизни, с начала болезни до кончины, Старец молчал. При жизни он рассказывал, как один схимонах в больнице, готовясь к смерти, все время проводил с закрытыми глазами, чтобы не нарушить памяти Божией каким-либо внешним впечатлением. Этот схимонах, когда приходил к нему его близкий друг и сподвижник, которого он любил, беседовал с ним очень кратко, не открывая глаз и лишь по голосу узнавая своего друга. Помня это, я не нарушал покоя Старца никакими вопросами за редкими исключениями. Чрез неделю состояние Старца стало угрожающим. В пятницу 10/23 сентября, вечером, незадолго до захода солнца пришел к нему духовник Иеросхимонах Сергий, чтобы прочитать над ним умилительный канон Божией Матери на исход души, именуемый «отходная». Подойдя к постели больного, духовник сказал:

— Благословите, Отец Силуан.

Старец открыл глаза и молча мягко посмотрел на нас. Лицо его было болезненно бледным, но спокойным. Видя Старца молчащим, духовник спросил:

— А что, Отец Силуан, Вы узнаете нас?

— Узнаю,— ответил он тихим голосом, но ясно.

— А как Вы себя чувствуете?

— Хорошо, мне хорошо.

Был ли этот ответ аскетическим желанием скрыть свои страдания и не выявить их жалобой на болезнь, или Старец действительно чувствовал себя настолько хорошо духовно, что болезнь уже не воспринималась и не нарушала мира души,— не знаю.

— Мы пришли помолиться с Вами и прочитать канон Божией Матери... хотите? — сказал духовник.

— Да, хочу... спасибо.. очень хочу.

Духовник начал читать канон. Старец бледный лежал на спине спокойно, неподвижно, с закрытыми глазами; правая рука на груди, левая вдоль тела. Не перемещая его левой руки, я осторожно нашел его пульс; он был очень плохой: то совсем слабый, едва ощутимый, то большего наполнения, но и в том и другом случае настолько аритмичен, что в течение полминуты переменился несколько раз.

Кончилось чтение отходной. Старец снова открыл глаза, тихо поблагодарил нас, и мы простились «до утра».

В полночь в комнатушку зашел больничар, отец Николай. Старец спросил его:

— Утреню читают?

— Да,— ответил больничар, и добавил: — Нужно что-нибудь?

— Спасибо, ничего не нужно.

Спокойный вопрос Старца, такой же ответ его больничару на предложение услуг, и то, что он слышал чтение, которое до его угла вообще едва доносится, все это показывает, что он был в полном сознании и самообладании. Когда кончилось чтение утрени, т. е. через полтора часа после этой короткой беседы, отец Николай снова заглянул к Старцу и был крайне удивлен, найдя его уже скончавшимся. Никто не слышал его кончины; даже те, которые лежали близко к нему. Так тихо отошел он к Богу.

По уставам Церкви тело монаха не должно обнажать, и потому полное омовение не совершается, а лишь сырой губкой делается знамение креста на лбу, груди, руках, ногах и коленях. Одетое во все монашеское, в подрясник, поверх схима, тело усопшего с головой зашивают в рясу [По уставу — в мантию, но на Св. Горе вообще существует тенденция к упрощению, и мантию монахи обычно не носят, за исключением Иеромонаха, Канонарха и Екклезиарха при совершении ими служения в храме ], кладут на специальные носилки, поют малую заупокойную литию и переносят в церковь, накрыв черным покровом с нашитым на нем темно-красным крестом на подобие креста на схиме.

Утреня в больнице вычитывается значительно быстрее, чем в Соборе, и потому до начала литургии оставалось некоторое время, в течение которого все несложные приготовления монашеского тела для перенесения в церковь были закончены, и тело Старца на носилках поставлено было в больничной церкви на заупокойную литургию, по окончании которой монахи, сменяя один другого, читали над ним псалтирь.

По обычаям Монастыря, Старца, как прожившего долго в Обители и занимавшего ответственные послушания, отпевали «собором». После вечерни, тело его из больничной церкви было перенесено в главный храм Монастыря во имя Св. Великомученика Пантелеймона, где собором иеромонахов был совершен чин отпевания. Обычно предстоятелем собора бывает игумен, но так как старый игумен Архимандрит Мисаил в то время уже не выходил из своей келлии, страдая от гемиплегии, предстоятельствовал его наместник, Иеромонах Иустин. По совершении уставного чина монашеского отпевания, тело Старца было вынесено на Кладбище, расположенное вне врат Монастыря, и зашитое в рясу, без гроба, опущено в могилу при пении заключительной литии и вечной памяти.

Скончался Блаженный Старец Схимонах Силуан во втором часу ночи на 11/24 сентября 1938 г. и был погребен в тот же день вечером в 4 часа.