Послушник и школяр, наставник и магистр - Средневековая педагогика в лицах и текстах

(XXVIII) …Мы, по причине подобного суеверия язычников (о музах. — В.Б.), не должны презирать музыки, сведения о которой иногда могут быть полезны к уразумению Писания, не должны пренебрегать и самими театральными вещами, когда, при рассуждении нашем об арфах и других музыкальных орудиях, они могут открыть нам что-либо способствующее познанию духовных вещей. Иначе мы не должны были бы учиться и азбуке, изобретателем коей язычники почитают Меркурия, и не должны были бы любить самой правды и добродетели, потому что язычники правде и добродетели посвящали храмы61, предпочитая чтить в камнях то, что наипаче должно было обносить62 и писать в сердце. Напротив, добрый и истинный христианин должен знать, что истина, где бы он ни находил ее, есть достояние его Господа. <���…>

(XL) Христианин не только не должен презирать постановлений человеческих, нужных в жизни, но должен сколько можно наблюдать их и удерживать в памяти. Ибо в числе их есть такие, коих черты сняты с самой природы. Из постановлений человеческих должны быть отвергаемы и презираемы те только, которые относятся, как выше замечено, к сообщению с бесами; все же прочие, коими люди соединяются с людьми, кроме ненужных и излишних, достойны нашего внимания: таковы особенно начертания письмен, без которых мы читать не можем, различные языки, познание которых нужно, как мы о том сказали выше.

Сюда же относятся и знаки сокращения, известные так называемым нотариям63, или писцам, под сокращениями. Все это знать полезно — всему этому учиться позволительно, оно не ведет к суеверию, не есть что-либо излишнее, если столько занимает нас, что не препятствует нам к достижению высших целей, для которых все это, собственно, и должно быть предназначено.

(XLI) Теперь обратимся к установлениям не человеческого происхождения: к ним должно отнести все то, что не изобретено самими людьми, а принято ими от прежних времен или свыше, от Бога, в чьих бы руках и устах оно потом ни сохранялось. Из сих открытий одни касаются тела и чувств, другие — души и разума. Первые состоят или из повествований, или из описаний, или, наконец, из опытов и дел механических.

(XLII) Таким образом, все, что повествует о преемственном последовании прошедших времен, так называемая история, весьма много способствует нам к уразумению священных книг, хотя без отношения ее к Церкви она составляет науку самую детскую… <���…>

(XLV) Есть еще повествования, подобные речи описательной (demonstratio), кои имеют предметом своим не прошедшее чтолибо, а настоящее. Таковы сказания о местоположении стран, о свойствах известных животных, дерев, трав, камней и других вещей. О всех сих предметах мы рассуждали выше и сказали, что знание их способствует уразумению многих иносказательных мест Писания: только они сами не должны быть употребляемы вместо знаков, ведущих к какому-либо суеверию… подобные вещи и должны быть употребляемы только в медицине или земледелии.

(XLVI) Учение о телах небесных состоит не из повествований, а из описаний, коими нельзя пренебрегать вовсе, потому что Священное Писание хотя о немногих звездах, но упоминает. <���…>

(XLVII) Подобным же образом на основании прошедших опытов верно предугадывается будущее и в рассуждении прочих искусств, которые или производят что-либо надолго остающееся, как, например, дом, стул, какой-нибудь сосуд и прочее тому подобное, или даже служат, можно сказать, орудием благотворных для нас действий Божиих, каковы: врачебная наука, земледелие, наука правления, или ограничиваются одним только представлением действий, каковы танцы, ристалища, борьба. Всякий занимающийся сими искусствами не иначе приступает к самому делу, как на основании прошедших опытов — с уверенностью в успехе будущих. Познание о всех сих искусствах, как имеющее немалое приложение в обыкновенной жизни человеческой, и для нас небесполезно — не для того, чтобы самому заниматься ими на деле, разве потребует того какая-либо нужда, о чем я здесь не говорю, но для того, чтобы иметь возможность хоть сколько-нибудь судить о сих искусствах там, где Священное Писание касается их иносказаниями, от них занятыми.

(XLVIII) Теперь остается сказать о науках умственных, из коих особенно достойны нашего внимания наука рассуждать и наука счислять. Первая весьма много способствует разрешению трудных мест Писания, но не должно употреблять ее из одного желания спорить и детского тщеславия — уловлять противника. <���…>

(L) Истина соединения мыслей не есть изобретение человеческое: она только дознана людьми и замечена для того, чтобы можно было ей учиться и учить, сама же в себе она есть вечный закон природы, свыше установленный. Как тот, кто повествует по порядку времени о различных событиях, ничего в сем порядке не изобретает сам; кто говорит о местоположении известных стран, о свойствах каких-либо животных, растений и камней, о звездах и их движении, ничего не говорит такого, что было бы измышлено им самим или изобретено другими; равным образом, [71] тот кто говорит: "Если ложно последующее, то необходимо ложно и предыдущее", говорит самую правду, но сия правда не от него зависит, а он показывает только, что это правда. <���…>

(LII) Посему иное дело — знать правила соединения мыслей, иное — знать самую истину мыслей. Первые учат нас только тому, что следует из данного положения, что не следует и что противоречит ему. "Если он оратор, то — человек" — здесь последняя мысль следует из первой, "если он человек, то — оратор" — здесь не следует; "если он человек, то — существо четвероногое" — здесь противоречит. Во всех подобных случаях оценивается одна связь мыслей или их соединение между собою. Что же касается до самой истины в мыслях, то при сем должно обращать внимание уже на самые мысли, а не на соединение их, нужное только при заключениях: если мысли верны и очевидны, то от них получают свою достоверность и другие, менее известные, если только правильно соединяются или выводятся из них. Некоторые, научившись правилам соединения мыслей, тщеславятся тем настолько, [72] что они как бы научились истине самих мыслей, а некоторые, зная одни истины мыслей, жалуются на себя, что не знают правил истинного соединения мыслей. Сия жалоба напрасна: по-моему, лучше твердо знать, что есть воскресение мертвых, нежели — что если воскресения мертвых нет, то и Христос не воскрес. <���…>

(LIV) Такое же точно достоинство имеют и правила, посредством которых научаемся рассуждать о предмете с разных сторон и в разных отношениях, каковые правила известны под именем красноречия. …Правила витийства, кои хотя употребляются к раскрытию и истинных и ложных предметов, несмотря на то, сами по себе истинны, поколику способствуют либо знать что-либо, либо веровать чему-нибудь, и поколику руководствуют к убеждению сердца в том, чего оно должно желать или отвращаться. — Люди… сии правила… не изобрели…. [73] а только дознались на опыте