Свет в христианском доме

«Что-то не видно вашего сына! Наверно, он совсем забыл вас...» – могли говорить соседи отцу или матери Иисуса Навина. «О нет! – могли ответить они.– Наш сын – помощник у Моисея. Он уже был предводителем в битве против амаликитян! Моисей и Аарон молились, а он сражался, и Бог помог низложить врагов наших. Наш сын нужен Господу: большую радость и награду трудно представить!»

«Все ли дети здесь?»

Сегодня этот вопрос, как стрела, может пронзить некоторых верующих родителей. Взор их поникнет, когда Господь скажет: «Я хочу благословить меньшего из ваших детей, но жив ли он?» Не смогут привести они под благословляющую руку Божью меньшего, потому что распорядились его судьбой еще прежде его рождения...

Есть семьи, в которых живы только старшие дети и нет средних, нет младших. От них избавились... Но у Бога все живы (Лук.20:58; Пс.138:16). В последний великий день Он воскресит всех, в ком было заложено дыхание жизни, и дети узнают своих родителей, поднявших на них руку тогда, когда они еще не успели увидеть Божьего света.

Скольких служителей и мужественных воинов недосчитываются в иных церквах только потому, что родители стыдились иметь большие семьи! Иисусы Навины и Давиды оказались некоторым ненужными.

«Искал Я у них человека, который... стал бы предо Мною в проломе за сию землю, чтоб Я не погубил ее, но не нашел» (Иез.22:30),– говорит Господь. Не стихийное бедствие, не лютая война опустошила некоторые семьи, а сами родители прервали жизнь храбрым воинам. «Все ли дети здесь?» – спрашивает сегодня Господь.

Невозможно представить, скольких благословений лишился бы народ израильский, если бы Иаков постыдился сына старости своей – Иосифа (Быт.37:3), и если бы оказался лишним в родительском доме Гедеон, который тоже был младшим в семье (Суд.6,15).

Изнемогают на ниве Господней труженики. Где наши меньшие сыновья, которых можно было бы не только послать наведаться о здоровье братьев и узнать о нуждах их, как это сделал Иессей, но и сказать детям: если понадобитесь, оставайтесь и помогите братьям своим в труде для Господа!

«Все ли дети здесь?» Что ответим мы Господу?

Приобретенные без слов

Когда благодать Божья коснулась меня, и я отдала свое сердце Иисусу, все мои помыслы направились на то, чтобы нести Благую Весть погибающему миру. В первую очередь это касалось моей семьи.

Мой муж служил на железной дороге. Старшая дочь Мария работала сестрой милосердия в военном госпитале, а младшая, Надежда, закончила фельдшерскую школу и должна была уехать на Урал, на отработку. Предстоящая разлука сильно беспокоила меня. Я вновь и вновь объясняла Наде путь спасения, молилась Господу с ней и за нее. Подарив ей на прощание Новый Завет, я взяла с нее слово, что она будет каждый день читать из него хотя бы по одной главе.

Старшая дочь моя была тихого характера, мечтательница. Она увлекалась литературой и очень любила поэзию. Революционное движение в стране и его ужасные последствия пришибли ее нежную душу. Она никуда не ходила, кроме работы, и вечерами о чем-то сосредоточенно думала, для вида занимаясь вышивкой. Ни одно свое изделие она почему-то не могла закончить – бросала вещь недоделанной и начинала работать над другой.

Мне сильно хотелось разбудить эту тоскующую, дорогую для меня душу и направить ее на путь жизни. Я часто приходила к Марии в комнату и читала Библию. Она сначала заинтересовалась живой верой в Бога и даже согласилась пойти со мной на собрание, но после нескольких посещений опять засела дома. Я продолжала читать Библию вслух, но однажды Мария сказала, что она не такая уж великая преступница, чтобы гоняться за ней со Словом Божьим. Я объяснила ей, что все мы преступили закон Божий и все осуждены на вечную гибель, затем указала на некоторые ее недостатки. И у нас произошла маленькая ссора. Мне казалось, что моя обязанность – не только познакомить дочь с Библией, но и убедить ее на фактах, что она грешница.

Я стала изо дня в день указывать Марии на ее пороки, не без раздражения напоминала обо всех ее незаконченных работах, которые валялись в моем сундуке, говорила о бесполезной трате времени и денег. Дошло до того, что я в сердцах упрекнула ее за то, что они с отцом ничего не делают, тогда как я работаю, словно загнанная лошадь, став для них прислугой, прачкой и кухаркой.

После этих разговоров Мария забросила рукоделие и несколько дней подряд, возвращаясь из госпиталя, просто лежала на кушетке, отказываясь от ужина. Она стала избегать меня.

Желая сгладить эти недоразумения, я принялась объяснять дочери, что желаю видеть ее счастливой, спасенной и преданной Богу. Эти слова возмутили ее. Она сказала мне, что никогда в жизни не будет баптисткой, поточу что эта бездушная, страшная религия сделала из меня неузнаваемую ворчунью, и что скоро и она, и отец сбегут из-за меня из дому.

Мария не раз слышала, как я разговаривала с отцом. Я действительно много говорила ему о Библии, о счастливой, беспорочной жизни детей Божьих, питая большую надежду на благотворное влияние Слова Божьего на его душу и жизнь.

Меня давно возмущали некоторые привычки мужа. Он, например, курил так много, что, несмотря на частые проветривании, в комнате постоянно стоял дым. Окурки он складывал обычно в тарелку или блюдце, где они размокали, издавая неприятный запах. Когда я обратила его внимание на это и поставила около него две пепельницы, он с досадой начал раскидывать окурки по полу. Конечно, меня выводило из терпения такое мальчишество, потому что квартиру я старалась содержать в идеальном порядке.

Подбирая окурки с полу, я беспощадно осыпала мужа подходящими, на мой взгляд справедливыми, замечаниями, но все было напрасно. Несмотря на все мои высказывания, он, очевидно, задался целью изводить меня.

Приходя со службы, он обедал, надевал чистый воротничок и манжеты и отправлялся в город. Знакомые рассказывали мне, что он гуляет по набережной с дамами. Домой он возвращался очень поздно, его кошелек после такой прогулки был пуст. Я давно перестала ревновать его, но теперь, будучи чадом Божьим, считала своей обязанностью указать ему на опасность беспутной жизни.

По вечерам муж заставал меня в спальне за чтением Библии. Пока он раздевался, я читала вслух места, которые, на мои взгляд, должны были обличать его. Он снисходительно все выслушивал и ничего не говорил.

Однажды я расхрабрилась и прямо сказала мужу, что ему не подобает в таком возрасте, имея взрослую дочь, прелюбодействовать. Я говорила, что он может навлечь на нас гнев Божий и, упомянув о кровавых событиях в стране, с укоризной сказала: «Ты пляшешь и развлекаешься на кладбище мучеников!» Мои слова так задели его, что он больше не захотел слушать Слово Божье. Как только я открыла Библию, он начал свистеть.