Евангелие от Фомы

Продолжает тему миссии Иисуса и характеризует даваемое им ученикам знание изречение 18. Подчеркивается сверхчувственная суть учения. В несомненной внутренней связи с изречением 18 находится 19-е, где акцентируется нетленность, абсолютность того, что принадлежит этой области ("Блажен тот, кто будет стоять вначале: и он познает конец, и он не вкусит смерти"). Та же идея развивается и в изречении 20, в котором привлекает внимание противопоставление двух форм глагола sope, соответствующих русским "быть" и "появиться". Снова мысль автора обращается к оппозиции – изменчивость видимого начала и незыблемость духовного.

Доминирующему значению последнего в форме указания на господство над материальным миром ("эти камни будут служить вам"), которое дарует человеку приверженность учению Иисуса, посвящено изречение 21. По своему смыслу оно до известной степени перекликается с 7-м и 12-м, где превращение мертвого в живое, как представляется, означает познание.

Многие положения в Евангелии от Фомы повторяются несколько раз, хотя и в разном виде. Такой по сути параллелью изречению 19 служит 55-е, в котором свет назван в качестве начального и конечного состояния учеников Иисуса.

Тема жизни, приобщения к незыблемым ценностям проходит в образной форме и через изречение 22.

Апокриф допускает не одну интерпретацию текста. Дело не только в том, что окончательное суждение не может быть вынесено ввиду нашей малой осведомленности об ассоциациях автора. Но образное мышление предполагает свободу личной фантазии творящего и воспринимающего произведение, читатель становится как бы соавтором, дополняя своим воображением недосказанное. Однако целостность памятника все же определяет границы допустимого толкования. Так, для интерпретации изречения 20 возможны ассоциации с Иисусом, его учениками и тем, что не исчерпывается подверженным разрушению материальным началом (ср. 8!). В сущности каждая ассоциация не исключает другой, поскольку все они в конечном счете имеют отношение к одному ряду значений.

Изречения 19 и 20 связывает "ключевое слово" ("блажен" – 19, "блажен" – 20).

Вернемся, однако, немного назад – к изречению 17, посвященному миссии Иисуса, теме, в которой полнее других проявляется своеобразие евангелия. В изречении 2 говорилось о "царствии" как о некой внематериальной целостности. Оно противоположно "миру" (та же противоположность очевидна и в изречении 32). Этой оппозиции соответствует оппозиция телесного и духовного (см. 34). В ряду царствия, духа – вечность, жизнь, единство, в ряду мира и плоти – смерть, разделенность {9}. Судьба людей, совмещающих в себе противоположное, зависит от того, что победит. Победа духовного начала означает конец разделенности, растворение в едином и вечном. Путь к спасению от состояния "мир" к состоянию "царствие" лежит через самопознание. Дух, заточенный в человеке, возбужденный учением Иисуса, высвобождается, поддержанный духовностью мироздания, сливается с ней.

В этом апокрифе, как и в других, есть два плана изложения. С одной стороны, речь идет об изменениях, о времени, о множестве, с другой – множественность оборачивается единством, время сводится к вечности. Взаимозаменяемость образов, понятий, оппозиций дает знать об этом. И потому в плане времени и множества появляются мифы о духе, об искре света, томящейся в человеке, о гносисе, ее освобождающем, в плане же единства и вечности и гностик, и гносис, и Иисус, и Отец – все они одно. Постоянные переходы от противопоставлений к отождествлениям должны предостеречь от чересчур жестких решений. Они поддерживают установку на поиски, о которой не устают напоминать авторы текстов.

Если изречение 22 говорит о преодолении смерти, что дается познанием (т. е. о вступлении в "царствие"), то в следующих трех изречениях (23-25) повествуется об отношении этого состояния к противоположному ему, тому, что обозначается словом "мир". Изречения 24 и 25 ("ключевое слово": "хозяева" – 24, "хозяин" – 25) представляют интерес с точки зрения места отдельных образов в евангелии, а также смысловой и формальной связи между изречениями. В 24-м ученики сравниваются с детьми, расположившимися на поле, им не принадлежащем, т. е. пребывающими в "мире". Изречение 25 начинается словами: "Поэтому я говорю". Затем новое сравнение с домом и хозяином, а также ворами. Понять его помогает завершающая часть: "Вы же бодрствуйте перед миром, препояшьте ваши чресла с большой силой, чтобы разбойники не нашли пути пройти к вам. Ибо нужное, что вы ожидаете, – будет найдено!" Роли меняются: разбойники – это "мир", образ хозяина дома подразумевает учеников. Формальная связь изречений (один и тот же образ) не совпадает с содержательной. Смысл образа меняется, подчиняясь развитию идеи: "мир" враждебен ученикам, которые должны его опасаться. Эти два изречения предупреждают против того, чтобы намертво закрепить за образом какой-то один смысл, что, однако, не противоречит поискам семантических рядов.

Изречение 26, продолжая тему учеников, возвращает к теме знания. Ей посвящено изречение 27, повествующее о том, как войти в "царствие". Оно интересно словесным приемом, с помощью которого дано представление об этом уровне бытия. Чтобы достигнуть его, необходима активность самих учеников ("Когда вы сделаете…"). Условия, при которых можно войти в "царствие", следующие друг за другом и до известной степени исключающие одно другое (одно – направленное на снятие контрастов "мира", его множественности, другое – сохраняющее множественность, но в ином качестве), подводят читателя к представлению о "царствии" как о совсем новом уровне бытия, а вместе с тем чем-то напоминающем "мир".

Развивая тему единства, изречение 28 возвращает к другой теме – избранности учеников, тех, кто сможет войти в "царствие". Как это изречение, так и предшествующее строятся на контрастности: тема единства тут же оборачивается темой избранничества. Связь между изречениями не только тематическая, но и по "ключевому слову" ("одним" – 27, "одно" – 28).

Тема учеников в сущности продолжается и в изречении 29, несмотря на их вопрос, казалось бы уводящий в сторону, – о месте, где находится Иисус. Этот вопрос напоминает изречение 4, в котором говорится о "месте жизни". Сходство носит не просто формальный характер. Ответ Иисуса в изречении 29 касается самопознания. Слова о "месте жизни" в 4-м стоят в таком же контексте, если посмотреть изречения 3 и 5. Отождествление Иисуса со светом внутри "человека света" соответствует представлению о едином духовном начале в Иисусе и в его учениках. Изречение 29, где Иисус – тот же свет, что есть и в его учениках, помогает истолковать изречения 30 и 31.

Они связаны между собой не только "ключевым словом" ("твоего брата" – 30, "твоего брата" – 31), но и более тесно – взаимоотношением учеников между собой. Изречение 30 продолжает тему единства, связанного с переходом к "царствию" ("Люби брата твоего, как душу твою"). Ей же подчинено и изречение 31.