Петр Знаменский - Руководство по истории Русской Церкви

Монастырский приказ.

Органом такого государственного суда над церковным ведомством сделан был монастырский приказ , выделенный как особое учреждение из приказа большого дворца. В нем указано было давать суд по всяким гражданским искам на всех иерархов, монастырские власти, попов, церковный причт и на всех вообще церковных людей и крестьян, и по таким же искам их самих на других и даже между собою, друг на друга. Таким образом, пред судом приказа уравнены были и власти, подчинявшиеся доселе в гражданских делах лишь непосредственному суду самого государя или приказа большого дворца, как органа собственной власти государя, считавшие боярский суд унижением для себя, и их люди, судившиеся прежде у них самих. Кроме монастырского приказа, над духовенством и церковными людьми в большей мере, чем прежде, судебно-гражданскую власть стали развивать теперь и другие органы государства приказы в исках церковных людей на посторонних, подведомых этим приказам, и в ответах против встречных исков, и воеводы с городскими властями в исках маловажных, не доходивших до приказов. Так, вместо церковного гражданского суда над церковными людьми явился суд общий, государственный. Кроме судных дел, к ведомству приказа отнесены еще принадлежавшие прежде приказу большого дворца распоряжения о государственных сборах с церковных вотчин, о составлении описей церковных имуществ и разные полицейские распоряжения по церковному ведомству.

Духовенство было очень недовольно новым учреждением, тем более, что по неопределенности новых законов и неясности в разграничении церковного и гражданского ведомств, между последними тотчас начались недоразумения, вторжения одного в область другого и даже прямые злоупотребления. Приказ вступался иногда и в чисто церковные дела, например присвоил себе право назначать в монастырские вотчины священников и причетников, келарей и казначеев, позволял себе даже перерешать распоряжения епархиальных властей. Со стороны духовенства начались попытки уклонения от силы новых узаконений. Архиереи стали выпрашивать у царя грамоты, освобождавшие духовенство их епархий от всякого суда, кроме архиерейского. Патриаршая область получила подтверждение своих прежних привилегий еще при самом составлении Уложения, чем, вероятно, более всего и успокоен был патриарх Иосиф. Самым усердным и влиятельным противником монастырского приказа был любимец царя Никон , сначала митрополит новгородский, потом патриарх.

Никон до патриаршества.

В 1605 г. у крестьянина Нижегородской области села Вельдеманова, Мины, родился сын Никита . Он скоро лишился матери и все детство провел под нестерпимым гнетом мачехи. Ему рано удалось выучиться грамоте. Чтение книг увлекло его к аскетической жизни и, будучи всего 12 лет, он убежал из дома в Макарьевский Желтоводский монастырь. Родня опять вызвала его в мир и заставила жениться. На 20-м году возраста он выбран был в священники прихожанами одного соседнего села, но по своим достоинствам недолго мог оставаться в таком захолустье. Через 2 года о нем узнали московские купцы, бывшие на Макарьевской ярмарке, и позвали его с собой в Москву. Через 10 лет, потеряв всех своих детей, Никита заставил свою жену постричься в одном московском монастыре, а сам удалился на Белое море в Анзерский скит, где тоже постригся в монахи с именем Никона . Из Анзерского скита, по неудовольствиям с братией, он ушел в Кожеезерский монастырь, где в 1643 году был выбран в игумены. В 1646 году он был в Москве по монастырским делам и был замечен царем, которого поразила его величественная наружность и сильная речь. По своей религиозности и впечатлительности Алексей Михайлович скоро совсем подчинился Никону, сделал его своим другом, отцом, всем, чем не мог быть для него патриарх Иосиф. По желанию царя, он был определен архимандритом Новоспасского монастыря, каждую неделю стал являться к царю для духовной беседы и сделался пред ним неустанным ходатаем за несчастных, обиженных на суде, вдов и сирот. В 1649 году царь назначил его митрополитом в Новгород. Здесь ему удалось оказать правительству важные услуги во время новгородского бунта 1650 года. В разгар этого бунта он укрыл у себя от ярости народа воеводу Хилкова и торжественно предал бунтовщиков анафеме, но этим обратил народную ярость на себя самого. Чернь избила его до полусмерти. С большим трудом после этого он отслужил литургию и отправился с крестным ходом в ту часть города, где наиболее бунтовали. Пораженные его твердостью и устрашаясь подходившего к Новгороду царского войска, мятежники просили у Никона прощения и ходатайства перед царем. Не помня собственной обиды, митрополит охотно принял на себя это ходатайство и успел внушить царю благоразумную умеренность в наказании виновных, которая затем всего более и способствовала успокоению народного волнения. С тех пор любовь царя к Никону возросла еще более.

Пользуясь близостью к царю, Никон не раз говорил ему, что учреждение монастырского приказа противно церковным правилам, и настойчиво требовал его уничтожения. Но приказ был крепок не столько силой кроткого и благочестивого царя, сколько духом времени, был крепок потому, что вполне отвечал современным идеям об отношении между церковью и государством. Не успев настоять на его уничтожении, Никон получил только несудимую грамоту для себя, по которой все духовные лица Новгородской епархии подчинялись суду одного своего митрополита. Зато своим влиянием он побудил царя к другому важному действию, в котором должно было выразиться преклонение светского могущества пред величием церковной власти. В 1652 году положено было перенести в Успенский собор гробы трех святителей, — страдальцев от светской власти — Иова из Старицы, Гермогена из Чудова монастыря и митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря. За мощами святого Филиппа поехал сам Никон. С ним отправлена была царственная молитвенная грамота к святому Филиппу, в которой правнук Грозного, преклоняя свой царский сан пред святителем, погибшим жертвою столкновения с царской властью, молил святого мученика пришествием в Москву разрешить грехи Грозного и упразднить поношение, лежавшее на царской власти. Во время отсутствия Никона царь писал ему письма, в которых выразилась вся душа религиозного Алексея. В своем благоговении перед любимым пастырем церкви он совершенно забывал свой царский сан, не щадил слов, чтобы возвеличить митрополита и умалить пред ним самого себя. Из писем царя видно, что бояре уже и тогда были недовольны силой Никона, видно, что и сам Никон не умел смягчать своей силы кротостью. В самых почтительных выражениях царь советовал ему быть поснисходительнее к боярам, но не сказывать им об этом совете, не выдавать его — царя, что он заодно с ним — митрополитом. Добрый до слабости, находясь под двумя влияниями, Никона и бояр, царь боялся оскорбить и ту и другую сторону, лавировал между ними, старался как-нибудь замять их рознь. Так поступал он и в вопросе о монастырском приказе. Оставляя приказ во всей силе, потому что он нравился боярам, царь думал удовлетворить и своего друга, дав ему несудимую грамоту. В отсутствие Никона умер патриарх Иосиф. Извещая об этом Никона, царь описывал свой испуг, когда на Иване Великом раздался троекратный удар колокола — вестник смерти патриарха, описывал скорбь церкви, которая, как есть пустынная голубица, пребывает, не имущи подружия, лишилась своего жениха, и к таким дням (перед Пасхой), описывал, как во время одного ночного посещения покойника возымел он суеверный помысел: «Побеги де ты вон, тотчас де тебя вскоча удавить», но прогнал этот промысел, с молитвой облобызав руку почившего распоряжался всем имуществом покойного, после которого осталось до 13 400 рублей и множество всякого добра. Толковали, что в последнее время Иосиф был неспокоен, боялся свержения святителя; на погребении он «надселся плачучи»; но сам царь спешил оправдаться пред Никоном, уверяя, что ему и помыслить о том страшно, — хотя бы и еретичества держался, и то, как ему свергнуть верховного святителя без собора? — По возвращении Никона с мощами выбор в патриархи, разумеется, пал на него. Но ему не такого хотелось патриаршества, какое было у Иосифа. Усиление мирской власти бояр и вражда их к нему заставили его отказаться от выбора, чтобы потом быть снова выбранным на всей своей воле. В Успенском соборе, в собрании бояр и народа, царь в слезах лежал у ног Никона, умоляя его принять патриарший сан. Тогда Никон, обратясь ко всем, спросил: будут ли почитать его, как архипастыря и отца, слушать его во всем, и дадут ли ему устроить Церковь? Все сказали, что будут и дадут, и Никон принял патриаршество (1652 г.).