Христос Яннарас - Вариации на тему "Песни Песней" (эссе о любви)

Фрейдовская связь помогла нам увидеть в любви призыв жизни, а не просто стремление к удовольствию. Первый опыт любви — связь ребенка с телом матери. Связь через прикосновение к материнскому телу, первое для младенца ощущение реального объекта. Связь изначально жизненная, поскольку связывается в ощущении ребенка с источником пищи — возможностью жить.

Прикосновение и лишение материнского тела: диалектика жизни и гибели, всего и ничего. Когда ребенок принимает пищу из тела матери, он имеет вес, имеет непосредственность связи, которая есть жизнь. И наоборот, плач и голода является воплем отчаяния, которое издает бытие, чувствуя, что теряется. Теряет прикосновение к жизни, вопиет от вкуса лишенности связи, вкуса ничто. Связь с матерью является любовной, потому что является жизненной. Принятие пищи, возможность жизни, полнота силы связи. К этой силе, в конце концов, направлена всякая любовь.

Жизненная связь с пред-лежащим миром. Прикосновение к телу, которое составляет жизнь и отвергает смерть, дарует все, и предотвращает ничто. Оно является силой жизни и не ограничивается только удовольствием от пищи — любовный опыт младенца не заканчивается этим. Если бы телесное удовольствие не сопровождалось любовной полнотой материнского присутствия (в слове, ласке, любом жесте нежности, заботы), связь тогда гарантировала бы выживание — не жизнь. Ребенок бы тогда никогда не вошел в мир людей, в мир языка и символов, субъектной самотожественности и имен.

Отправная точка желания, пища, первоначальный «признак» жажды жизни — до и от красоты. То, что называется «признаком», является радикально первичным проявлением логоса, зовом — призывом, который направлен желанием. Жизненная связь с пред-лежащим миром, принятие пищи есть логосная связь. Она является логосной потому, что пища «значит» нечто большее, чем нужда в насыщении. Она «говорит» о пути осязания, смешения, со-сущия. «Признак показывается там, где находится Другой». Он показывается не из-за того, что этого требует нужда взаимообщения. Изначально слово не является средством или инструментом утилитарного общения. Утилитарное общение имеют и животные, однако у них нет слова. Отправной точкой и происхождением слова, прежде всего, является присутствие Другого. Присутствие — возможность ответа на любовное влечение.

Появление знака преобразует желание в требование. Знак «свидетельствует» о желании, заявляя о возможности ответа на желание. Присутствие Другого означает нечто большее, чем нужда в пребывании вместе, большее, чем биологическая потребность воспроизведения. Знак показывается там, где находится Другой, чтобы обозначить отправное желание жизни, которое имеет слово. «Жизни бессмертной, нескончаемой, жизни, у которой нет нужды ни в каком телесном органе, жизни естественной и неразрушимой».

Путь к жизни проходит через Другого. Присутствие Другого — возможность связи, то есть жизни — есть «место», в котором показывается первый знак, слово желания. Слово, которое образует субъект — носитель желания. Появление знака, предпосылка и отправная точка связи «рождает» субъект. «Субъект рождается постольку, поскольку на поле Другого появляется знак» — возможность ответа на желание. Факт связи «рождает» субъект, придавая предрасположенности способа его существования к связи конкретный характер. И слово становится способом осуществления связи.

Изучение того, как рождается слово. В результате исключаются всякие возможности отождествлять субъект с чувственным индивидуумом, телом, индивидуальным интеллектом, эмоциональной одаренностью. Прежде мысли, оценки, воображения существует желание, которое преобразует субъект в логосное бытие. То, что мы называем субъектом, является любовным фактом, и так является любовным фактом, то является и логосным бытием.

Движение любви по направлению к жизни осуществляется с помощью слова, и это осуществление составляет субъект.

Первый знак из того места, где находится Другой — обещание пищи. Пища — прикосновение к материнскому телу, любовная полнота жизненного присутствия. Однако, значащая пища и обозначаемое присутствие не даны ребенку постоянно и непрерывно. Присутствие изменяется в отсутствие, находка в потерю. Жажда жизни с самого первого момента становится утком в этой трагической диалектике. Чувственная непосредственность связи и пребывающее вне связи одиночество, вкус жизни и смерти.

Жажда жизни и вкус смерти, — однако, и продвижение по направлению к жизни, переплетенное с напористым устремлением по направлению к смерти. В одном и том же утке желания. У ребенка существует инстинктивная потребность сделать присутствие матери постоянным, превратить связь в обладание. Постоянно и непрерывно иметь свой собственный источник пищи, возможность жизни. Обладать матерью, и способ, которым он пытается овладеть ею, состоит в том, чтобы с неимоверной жадностью поглощать материнское молоко. Это потребность заменить риск связи уверенностью обладания — жизненное возношение мнимой независимостью. Первые шаги по лезвию жизни — и напор смерти противоборствует потоку жизни.

Бесконечно малое материнского присутствия противостоит смертельному упрочению эгоцентризма, превращает напористость в благое взыскание, безличностный объект пищи в субъект жизненного возношения. Мать дает не только поддержку для функционирования нашего организма, но также помещает нас в поток Жизни, сосредотачивает нас в любви. Плотской напор любви, направленный к выживанию и увековечиванию себя, материнским присутствием переориентируется к личностному осуществлению жизни. В последующей жизни каждое любовное взыскание повторяет то же самое сплетение личностной связи и потребности естества, диалектику жизни и смерти. Вожделение жизни обозначивается всегда там, где находится Другой, на пути прикосновения, смешения, со-сущия. Этот путь проходит над жизненной потребностью в пище и обобщается в «половой» связи. Всецелой связи, полной непосредственности, смешению душ и тел, поэзии жизни. Обоюдоострой совокупности необходимости и связи, корысти и само-приношеиия.

В каждом любовном призыве оживает жизненное вожделение пищедательного присутствия, вожделение жизни, которое обуславливает нашу собственную субъектность. Мы влюбляемся всегда так, как голодали бы младенцы. Попавшиеся в ловушку утка, бегающего между определенными потребностями и безграничной жаждой связи. Прежде всякой мысли, оценки, представления, соизволения, чувства. Все эти энергии или функции уже впоследствии соотносятся с «любовной силой» нашей природы. Силой жизненной и животворящей: обуславливающей субъект и творящей новые субъектные существования.