священномученик Владимир (Богоявленский) - Отче наш. Беседы на молитву Господню

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р17-734-3641

Священномученик Владимир (Богоявленский)

Молитва – это воздух для души, она служит как бы биением пульса духовной жизни. Где есть духовная жизнь, там она необходимо должна проявляться в молитве к Богу. Где нет истинной молитвы, там не может быть вполне здоровой духовно-нравственной жизни. И наоборот. Где совершается молитва и чем чаще совершается она, тем более крепнет и развивается эта духовная жизнь. Как много значит для человека, если он может искренно молиться и более и более совершенствоваться в этой молитве!

Вот почему и Господь наш Иисус Христос не только убеждал учеников Своих молиться, и молиться непрестанно, но вложил в уста их и самые слова молитвы «Отче наш», которая поэтому и называется Молитвой Господней. Два раза Он учил их этой молитве. В первый раз, когда, по сказанию евангелиста Луки, они просили Его: Господи! научи нас молиться (Лк. 11, 1), а потом в Нагорной беседе, когда предостерегал их от ложной, фарисейской молитвы – молитвы неискренней, напыщенной, многословной, совершаемой только напоказ. Молитесь, – сказал Он им при этом, – так (Мф. 6, 9), то есть молитесь кратко, просто, без лишних слов и напыщенности, с указанием только сущности дела, – словом, так, «как Я научу вас».

О возлюбленные братья и сестры! Если бы Господь Иисус Христос ничему более не научил нас, кроме этой молитвы, то и тогда мы не были бы в состоянии достойно отблагодарить Его. Молитва эта так коротка, так сжата, так немногословна, что ее даже дитя может прочитать в одну минуту, и, однако, она столь глубока по своему содержанию, столь богата по своим мыслям, что и муж зрелого ума не может исчерпать ее содержания во всей его глубине и полноте. «Откровенно говорю, – сказал один из ученейших мужей богословского мира, – что я не вполне еще уразумел молитву “Отче наш”, хотя и имею ученую степень доктора». Кто же такие мы с вам, чтобы нам воображать себя вполне и совершенно исчерпавшими смысл и содержание этой молитвы! Мы не более как дети, припавшие, так сказать, к глубокому и широко текущему источнику, чтобы пустыми руками черпать из него воду и подносить к устам своим.

Всемогущий, Премудрый и Неисследимый Боже! Призри с небесной высоты Своей и даруй нам как сегодня, так и впредь, когда мы будем собираться здесь для изъяснения этой молитвы Господней, столько черпать из этого обильного источника, сколько нам нужно будет для того, чтобы утолить жажду душ наших о Тебе, Живом Боге!

Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! (Мф. 6, 9).

Все мы, братия, с детства знаем, что Бог – Отец нам. Вот почему нам кажется слишком простым и удобопонятным то, что мы называем Его в нашей молитве Отцом. Но некогда это было совсем новое отношение молящихся к Богу, в какое Господь поставил учеников Своих. И не только для язычников, но и для ветхозаветных праведников чужда была мысль о том, что они могут обращаться к Богу с такой детской смелостью и дерзновением.

В Священном Писании Ветхого Завета очень немного можно найти мест, где Бог называется Отцом, и для ветхозаветного человека, даже самого благочестивого, с этим именем очень мало соединялось понятия об отеческих свойствах Бога. Так, у пророка Малахии Бог требует от Своего народа чести, которая приличествует Отцу (см. Мал. 1,6). В другом месте, упрекая народ свой в вероломных поступках и в неверности друг другу, он говорит: Не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас? (Мал. 2, 10). И Давид, зная, что Бог – защита сирых и беспомощных, называет Его Отцом сирот (см. Пс. 67, 6).

Но этому Отцу, по представлению ветхозаветных праведников, недостает той души, той любви, которая соединяет отца с детьми и которая сердце дитяти в чувстве благодарности и преданности повергает в объятия отца. Таким образом, Давид, который лучше других знал, что значит молитва, и который умел молиться так, как ни один из ветхозаветных праведников, – и тот, однако ж, нигде не дерзает обращаться к Богу как к Отцу и говорить с Ним с полной детской смелостью и непринужденностью.

Имя Отца, которым называем мы Невидимого Бога, принадлежит собственно нам, христианам, потому что мы впервые узнали через откровение Сына Его, что Он есть любовь и что все Его дела имеют свое основание в Его отеческой любви. Только через любовь Бога, которую Он явил миру в лице Христа, мы впервые научились этому и теперь знаем, что Бог есть любовь, что Отец Господа нашего Иисуса Христа – это и наш Отец, Который удостоил нас называться детьми Его.

Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими (1 Ин. 3, 1)! Потом: Никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца никто не знает, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть (Мф. 11,27). Л тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими (Ин. 1,12). Поэтому никогда ты, христианин, не должен молиться молитвой «Отче наш», не испытав себя самого, имеешь ли ты в своем сердце хоть сколько-нибудь, хотя бы самую незначительную долю этих детских свойств и имеешь ли право с таким детским дерзновением обращаться к Всемогущему Вечному Святому Богу, Творцу неба и земли, и призывать Его как Отца своего.

Счастлив ты и благо тебе, если Его Дух дает свидетельство твоему духу, что ты действительно дитя Бога и можешь просить Его с детским настроением души! Дитя может у отца просить всего – оно ожидает от него всего, оно открывает и поверяет ему все, оно надеется и полагается на него во всем. Если ты действительно дитя Бога, а Он – Отец твой, тогда нет надобности излишне спрашивать, молишься ли ты Ему и почему молишься.

Спрашивает ли кто у цветка, почему он цветет или почему он издает запах, благоухание? Он необходимо должен цвести и благоухать, это лежит в его природе, которая требует, чтобы он цвел и благоухал. Иначе невозможно. Точно так же не спрашиваешь ты у светила, у звезды, почему она светит. Она необходимо должна светить и блистать – такова ее природа. А христианина, чадо Бога, ты хочешь спросить, почему он молится? Иначе он и не может поступать: он необходимо должен молиться. Молитвой он питается, в молитве он отдыхает, в молитве изливает перед Богом свое сердце, в молитве, молении и благодарении выражает свои мысли, чувства, намерения и желания. Как же он не будет молиться, когда его натура требует, чтобы он молился?