Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. Биография. Глоссарий

Если лекции Шри Ауробиндо в аудитории услаждали слух, то его выступления с трибуны можно было назвать грандиозными. Обычно он принимал участие в дискуссионном клубе колледжа, и все его речи воспринимались с восхищением и вниманием.

Вот что вспоминает о нем Шри Паткар, один из его студентов: «Еще большим наслаждением, чем лекции в колледже, было слушать его выступления с трибуны… Когда ждали его выступления, огромный центральный зал колледжа заполнялся до отказа. Он был, скорее, не оратором – он был лектором высочайшего уровня… Говорил он спокойно, не жестикулируя, а из уст его струилась простая, мелодичная и чарующая аудиторию речь». [59]

В качестве практических занятий в изучении санскрита Шри Ауробиндо перевел на английский язык отрывки из «Рамаяны» и «Махабхараты», а также некоторые сочинения Калидасы, Бхавабхути и других авторов. В 1899 году в Бароде Шри Ауробиндо познакомился с ученым-филологом Ромешем Чандрой Даттом, чьи переводы Эпоса на английский были опубликованы в Англии, и ученый захотел ознакомиться с переводами Ауробиндо. Внимательно просмотрев их, он был так восхищен, что воскликнул: «Какая жалость, что я даром потратил столько времени на свои труды! Если бы я прочитал раньше ваши переводы, я не стал бы публиковать свои. Сейчас мне кажется, что мои переводы по сравнению с вашими – лишь детский лепет» [60].

Мы уже говорили, что Шри Ауробиндо самостоятельно настолько хорошо выучил бенгальский, что мог читать труды Мадхусудана и Банкима Чандры. Однако в 1899 году ему удалось с помощью молодого бенгальского литератора Динендры Кумара Роя продолжить изучение бенгальского языка. Динендра прожил у Шри Ауробиндо в Бароде около двух лет и помог ему усовершенствовать знания бенгальского языка настолько, что он мог разговаривать на нем. Со своей стороны, Динендра Кумар с помощью Шри Ауробиндо старался выучить немецкий и французский языки. Кстати, Динендра оставил свои воспоминания о жизни Шри Ауробиндо в Бароде. Ниже мы приводим отрывок из его книги «Об Ауробиндо», изданной на бенгальском языке, которая раскрывает некоторые стороны его личности и освещает отдельные моменты его частной жизни [61]: «Еще до встречи с Ауробиндо я представлял его примерно таким: крепкого телосложения, одетый в безукоризненного покроя европейскую одежду, твердый взгляд из-под очков, легкий акцент и чрезвычайно резкий характер человека, который педантично следует принятым нормам и правилам. Стоит ли удивляться, что я был разочарован своей оценкой, когда впервые встретился с ним. Кто бы мог подумать, что этот смуглый молодой человек с мягким, задумчивым взглядом и длинными, тонкими слегка вьющимися волосами, разделенными на пробор и спадающими до плеч, одетый в грубое ахмедабадское дхоти и плотно прилегающий индийский китель, в старомодных ботинках, с лицом, слегка изрытым оспинами, – кто бы мог признать в этом человеке самого господина Ауробиндо Гхоша, который был живым источником французского, латыни… греческого? Едва ли я был бы поражен больше, если б мне указали на холмики за Деогхаром, заметив при этом: «Смотри, вон Гималаи». Однако не прошло и двух дней с момента нашего знакомства, как я понял, что в сердце Ауробиндо нет места низости или земной суете. Смех его был безыскусен, как у ребенка, так же мягок и сочен. Хотя в уголках его губ чувствовалось некоторое напряжение, в сердце его не было и намека на амбициозность или обычный человеческий эгоизм; напротив, в нем проглядывало лишь неодолимое стремление, редкое даже для богов, к беззаветному самопожертвованию ради облегчения людских страданий. Шри Ауробиндо еще не говорил на бенгальском, но насколько сильно было его желание говорить на своем родном языке! Я проводил рядом с ним дни и ночи, и чем больше узнавал его, тем больше крепло во мне убеждение, что он – не земное создание, а существо высшего порядка, бог, изгнанный с небес чьим-то проклятием… Мальчиком, почти ребенком, которому впору еще было сидеть на коленях у матери, он уехал в Англию и лишь спустя долгие годы, уже зрелым юношей, вернулся обратно на родину. Но что поразило меня более всего, так это его благородное сердце, ни в коей мере не затронутое роскошью и мотовством, блеском и очарованием западного общества с его мнимыми ценностями, дурным влиянием и холодной расчетливостью. Шри Ауробиндо мало интересовали деньги. В Бароде он получал неплохое жалованье. Жил он один, без особой роскоши, и уж совершенно не был расточителен. Но к концу месяца всегда оставался без гроша в кармане.

Во время разговора Шри Ауробиндо обычно тихо посмеивался. Он не любил излишеств в одежде. Я не помню, чтобы он сменил привычную одежду на праздничную, даже отправляясь ко двору. У него не было ни дорогой обуви, ни рубашек, ни галстуков, ни модных льняных или фланелевых костюмов, шляп или кепи. Такой же скромной, как и одежда, была его постель. Железная кровать была такая старая, что даже самый обычный служащий счел бы ниже своего достоинства спать на ней. Шри Ауробиндо не привык к мягким матрацам. Барода находится на краю пустыни, и климат там довольно суровый как летом, так и зимой; но даже в январские холода я не помню, чтобы он пользовался теплым одеялом – обычно его заменяла какая-нибудь дешевая ткань. Все то время, что я прожил с ним, он казался мне санньясином, затворником, забывшим о себе, аскетичным в собственных привычках и обостренно восприимчивым к страданиям других. Казалось, что единственная цель его жизни – это приобретение знаний. И в достижении этой цели он был безудержен, соблюдая строжайшую самодисциплину даже в самой гуще шумной, суматошной и суетной жизни.

Никогда прежде я не встречал человека, столь страстно влюбленного в чтение. Утром он поднимался довольно поздно, поскольку любил засиживаться допоздна за книгами или сочинением стихов. Он писал стихи на английском языке, используя различные стихотворные размеры. Он мастерски владел английским языком. Стихи изпод его пера выходили благозвучными и простыми, описания ясными, чуждыми цветистости. Он владел редким даром выразительности слова, всегда используя его с удивительной точностью. Стихи он писал на темно-серой бумаге практически сразу набело, редко зачеркивая уже написанное. Мгновения раздумий над листом бумаги – и строки легко и свободно лились из-под его пера. Я не помню, чтобы он когда-либо терял терпение. [62]Казалось, он был неподвластен никаким страстям…

Он был совершенно непрактичным человеком, и его часто обманывали. Но тот, кого не интересуют деньги, не горюет и по поводу их утраты. В Бароде он общался с людьми из разных слоев общества и пользовался у всех огромным уважением. Просвещенное общество Бароды высоко ценило его за необычайные способности.