Р Блайс - Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн

Эмерсон говорит, что использовать слова другого человека так же трудно, как изобретать свои собственные. Великая ошибка людей в том, что они любят выставляться. Монах хотел похвастать своим просветлением, а на самом деле показал обратное. Слова составляют человека, и хотя весь язык построен по принципу подражания, каждое слово, которое мы говорим, следует изобрести снова. Имея в виду Уммона, а не монаха, Торо говорит:

Слова некоторых людей, брошенные с силой, пристают к нам, как репей.

Если в этом эпизоде ты постиг безупречный метод Уммона и знаешь, в каком месте монах оговорился, ты можешь учить людей и богов, но если ты все еще не выяснил суть этого вопроса, ты не можешь спасти даже себя самого.

Учитель — это опустошенный человек. Он никогда не говорит на жаргоне, его не интересуют «события в мире», ему чуждо желание и нежелание, приобретения и потери (его собственные и других людей). Чему он учит? Он передает людям свою опустошенность. Он опустошает других, руководствуясь глупой надеждой на то, что

Но спасать вначале себя, а затем других означает уподобляться человеку, который учится играть сонату ми мажор без диезов и дописывает в партитуру диезы только тогда, когда уже умеет играть ее без ошибок. Спасать других означает спасать себя; спасать себя означает спасать других — и не в тайном, трансцендентном, мистическом смысле, который подразумевает понимание «я есть ты», но потому, что учить, значит учиться, а учиться — учить.

Считается, что «быстрый поток» относится к внезапности, с которой Уммон перебил монаха, цитировавшего стихотворение. Слова «жадно проглотил наживку» относятся к желанию монаха быть просветленным, которое, оказавшись слишком сильным, не достигло цели. В поисках просветления важно то, что Басё в поздние годы называл каруми — или легкость, едва заметная ирония, намек на улыбку. Любовь без чувства юмора, как показал нам Шекспир, начинается и заканчивается трагедией. Но дзэн без чувства юмора — вот что действительно воняет!

Хякудзе, прославившийся своим принципом «День без работы — день без еды» уже появлялся в случае II. Когда Исан (771–819) родился, Хякудзё было пятьдесят два. Когда Хякудзё умер в возрасте девяносто шести, Исану было сорок четыре.

Однажды Исан был в комнате Хякудзё и тот спросил у него:

— Кто ты?

— Рэйю, — ответил Исан. [175] Который стал Исаном лишь впоследствии, когда поселился на одноименной горе.

— Повороши кочергой пепел в камине и скажи, остались ли там непогасшие угольки, — сказал Хякудзё.

Рэйю сделал, как было сказано, и ответил:

— В камине не осталось непогасших угольков. Тогда Хякудзё встал, помешал кочергой пепел и нашел маленький светящийся уголек. Он поднял его и показал Рэйю со словами:

— Разве этот уже погас?

Рэйю был внезапно просветлен. Он низко поклонился мастеру и поведал ему о своем (новом) понимании вещей.

Хякудзе сказал ему, что подлинное просветление не отличается от иллюзии; что запоминание не отличается от забывания; что мудрецы ничем не лучше глупцов. Рэйю оставался с Хякудзё в течение двадцати лет. После смерти Хякудзё Рэйю поселился на горе Исан, где стал настоятелем храма. Его учениками были Кёдзан из случая XXV, Кёгэн из случая V и Рэйун, который известен тем, что достиг просветления, глядя на цветущую сливу.

Главный монах Карин, он же козел отпущения настоящего случая, был вместе с Хякудзе учеником Басо, и поэтому непонятно, как он мог так опозориться. Возможно, в истории события несколько изменены в пользу Исана, как в случае проводимого Пятым патриархом конкурса стихотворений, в котором участвовали Эно и Дзинсю. Впоследствии Карин покинул храм Хякудзе и жил в уединении. Однажды его посетил Хайкю, ученый, имеющий отношение к дзэнской секте Обаку. Именно Хайкю составил книгу изречений Обаку Дэнсинхоё и написал к ней предисловие. Хайкю спросил у Карина:

— У тебя есть прислужники?

— Да, двое, но я не могу показывать их посетителям,

— Где же они, в таком случае?

— Дайку! Сёку! — позвал Карин, и на его зов навстречу изумленному Хайкю из-за храма вышли два огромных тигра.

— Сейчас у нас посетитель. Идите обратно, — сказал Карин и два тигра, зарычав, ушли восвояси.

Эта сомнительная история впоследствии послужила поводом называть дзэнского прислужника пику, что означает «два тигра» или «две Пустоты». (Считается, что есть две Пустоты: человеческая идея о Пустоте и собственно Пустота.)

Обучаясь у Хякудзё, Исан исполнял обязанности Гэндзо. [176] Монах, занимающийся приготовлением пищи; одна из шести основных должностей при монастыре. Хякудзе пожелал избрать мастера для горы Дайи. Он позвал главного монаха [177] Сюсо, или дзёдза. В данном случае Карин. и всех остальных и сказал им, что мастером может стать только очень одаренный человек. Тогда он взял кувшин для воды, поставил его на пол и спросил:

— Не называя это кувшином, скажите, что это такое.

— Это нельзя назвать пнём, — сказал главный монах. Хякудзё спросил у Исана, что он думает по этому поводу.

Исан пнул кувшин ногой.

— Главный монах проиграл! — воскликнул Хякудзё, смеясь.

Исану было велено занять должность мастера в храме.

Кувшин для воды в секте Риндзай называется дзинбин, а в секте Сото — дзёбё. Кувшин для воды входит в состав вещей, которые должен иметь буддистский монах (см. случай VII). В Индии были распространены два типа кувшинов: чаша и ночной горшок. В Китае кувшины отливали из меди или выдалбливали из дерева и использовали как фляжки для переноса питьевой воды.

Существует много толкований словосочетания, которое переведено словом «пень». Его также можно переводить как «кусок дерева», «клин» и «деревянная болванка для изготовления гэта». Надо полагать, что речь шла о предмете, который по форме напоминал кувшин для воды, но предназначался для других целей. С этой точки зрения слово «пень» кажется вполне подходящим.

Все дзэнские действия, то есть действия, проистекающие из реальности, свободны. Они не случайны и не своевольны, а отражают внутреннюю необходимость, которая невидима для непосвященных, но доступна восприятию тех, кто интуитивно чувствует неуклонность, совершенство, уместность, невозможность-ничего-иного-при-этих-обстоятельствах. Вишневый цвет, как и шея жирафа, флюс или музыкальная тема, характеризуются совершенством, завершенностью и в то же время постоянно движутся к чему-то другому. Опрокидывание кувшина для воды легким, грациозным движением отражает ту же неизбежность, которую проявил Дзёсю, когда положил туфлю на голову, и Тодзан, когда произнес: «Три фунта льна». Было бы величайшей ошибкой — гораздо большей, чем ошибка Карина, — полагать, что Исан пнул кувшин, чтобы показать, что выставлять его для этой цели глупо и бессмысленно. Действие Исана есть ответ на вопрос так же, как цветок есть ответ цветущей ветки.