Дмитрий Мережковский - Тайна Трех. Египет и Вавилон

Половая любовь есть неконченный и нескончаемый путь к воскресению. Тщетно стремление двух половин к целому: соединяются и вновь распадаются; хотят и не могут воскреснуть – всегда рождают и всегда умирают.

Половое наслаждение есть предвкушение воскресающей плоти, но сквозь горечь, стыд и страх смерти. Это противоречие – самое трансцендентное в поле: наслаждаюсь и отвращаюсь; то да не то, так да не так.

Первый человек, бессмертный, до грехопадения, есть Адамо-Ева, Мужеженщина; и Последний, Воскресший – тоже.

«Взгляните на изображение Его… Нежное, прекрасное лицо, прекраснейшее на земле… Девство, нежность, женственность, просвечивающая сквозь мужские признаки… Две природы в нем, и полнота в Нем человечности, закругленная, завершенная, чего и не может быть только в одном мужском или только в одном женском» ( В. Розанов, ib., 189).

Так и должно быть в Том, Кто смертью смерть попрал, и полом – пол.

Св. Климент Александрийский сохранил не записанное в Евангелиях изречение Господа, аграфон : «Спросила же Его Саломея: Когда придет Царствие Твое? И сказал Иисус: Когда два будут одно, и мужское будет женским, и не будет ни мужского, ни женского» ( Clemens Alexandr. Stromata, III, XIII, 92).

Что это? Половой ужас, безумие, тьма, или нечаянная радость, неведомая мудрость, невидимая часть солнечного спектра, ультрафиолетовый свет, темные лучи ?

Пол есть радий, источник темных лучей, темное солнце в теле человека и мира. Радий жжет, язвит, мертвит, но и живит, исцеляет, воскрешает. Если вынуть из мира это ночное солнце, то и дневное потухнет.

Один ожог темных лучей Египта – в божественной двуполости, другой – в кровосмешениях божественных.

Союз братьев с сестрами для египтян – святейший союз. «Сестра моя, жена моя», вот самое чистое для них слово любви.

Цари Египта – суть «сыны бога Солнца», и только дети, рожденные от священных, кровосмесительных браков, сохраняя в жилах своих чистоту «солнечной крови», могут наследовать царский престол.

Женился ли Рамзес II на двух дочерях своих, мы хорошенько не знаем, но знаем наверное, что в царском роду Псамметихов, царей египетских, а также Селевкидов, царей сирийских, находившихся под влиянием Египта, существуют «богоподобные» браки отцов с дочерьми, сыновей с матерями. Селевк I разводится с женой своей, Стратоникой, и отдает ее в супруги сыну. Антиох обручается с родной матерью, Клеопатрой-Селеной, бог Солнца – с богиней Луны.

В кровосмешениях люди подражают богам, потому что все браки богов кровосмесительны.

Каждое утро бог солнца, как младенец, рождается от небесной богини Нуит; каждый полдень, как муж, зачинает от той же богини, матери своей, новое солнце, себя самого. «Я – Амон, который мать свою сделал беременной».

Изида – сестра, супруга и мать Озириса: он рождается от нее в тот мир, воскресает. «Возьми в уста твои сосец Изиды, сестры твоей, и соси устами твоими молоко матери твоей» (надпись на пирамиде Унаса).

Тут уже не простые числа, а логарифмы половых беззаконий, лестница кровосмешений.

И, наконец, метафизический предел их. «Ты – Скарабей со сложенными крыльями, как собственный сын свой, рождаешься», – говорится первичному богу, Атуму-Ра, Мужеженщине.

Так восходящая лестница кровосмешений есть путь к божественной двуполости, к целой Совершенной Личности: «Когда будут два одно, и мужское будет женским, и не будет ни мужского, ни женского, придет Царствие Небесное».

В одной из самых «магических» повестей Гоголя («Страшная месть»), писателя, кажется, вообще наиболее «магического» во всемирной литературе, потому что наиболее насыщенного «половым радием», – старый колдун влюблен в дочь свою, Катерину. «Страшно, страшно!» – повторяет Гоголь, но сам не понимает, что с ним происходит; соблазняется этими «чудесами радия», как будто смутно предчувствует сверхъестественное в противоестественном. От этих-то соблазнов он и погиб, испепеленный ожогами темных лучей.

Колдун, влюбленный в дочь свою, – «чертов брат», «антихрист». Но вот, по наблюдению Вейнингера, невинные отроки, в сновидениях, испытывают половое влечение к матерям своим ( Вейнингер , ib., 264). Первые ангельские грезы любви кровосмесительны.

Так, в естестве пола заложена противоестественность, а может быть, и сверхъестественность. Кто-то здесь прошел и оставил во тьме светящий след: прошел оттуда, из вечности во время, и след – закон деторождения; прошел туда, из времени в вечность, и след – половое беззаконие в религиях.

Кровосмешение Эдипа – безысходная трагедия, неразгаданная тайна Сфинкса (Египта), потому что здесь уже потерян смысл «божественных кровосмешений»: трагедия есть непонятая мистерия.

В половых беззакониях «пол идет против естества и рушит законы его… Чрево мира как бы пробуравливается, и в узенькую воронку потрясающего случая мы разглядываем еще второе над или под миром чрево; еще землю и опять небо – звездное же, но уже не с нашими созвездиями, – лилейное, но где цветы уже не наших садов» ( В. Розанов. В мире неясн., 116–117).

Как же полу не идти против естества своего, не рушить законов своих, когда эмпирический закон пола – рождение и смерть, а трансцендентная воля его – воскресение?

В чем ужас кровосмешения?

Сим и Иафет, «шли задом», пятились к отцу своему Ною, чтобы покрыть наготу его (Быт. IX, 23); отворачивались, рожденные от родившего, по естественному течению пола во времени, ибо таков основной закон бытия: все уносится вниз по течению времени. Но вот, в кровосмешении, этот закон ломается: рожденное поворачивается лицом к родившему; рождает оттуда, откуда само родилось, и тем самым как бы поворачивает время назад, заставляет реку течь вспять. Происходит как бы трансцендентный, в самом теле человека, вывих времени.

В этом ужас кровосмешения, а в чем соблазн?

Закон времени, закон пола: рождение – смерть. В беззаконнейшем из половых беззаконий, в кровосмешении, человек восстает на этот закон: не хочет рождаться, потому что не хочет умирать. Если все уносится вниз по течению пола и времени к смерти, то надо повернуть течение назад. «Последний враг», смерть, гонит человека, и он бежит; но вдруг останавливается, поворачивается лицом к врагу, чтобы сразиться и, может быть, победить.

Сам человек этого сделать не может, но за него делают боги в кровосмешениях, и он подражает богам.

О, конечно, в древнем Египте это не сознавалось и не говорилось так, как я сейчас говорю! Там все темно, слепо и немо. Но тем изумительнее, что глаз еще не видит, а рука уже осязает, находит во тьме ощупью.