Дмитрий Мережковский - Жанна дАрк

– Шпоры? Зачем? Разве мы бежим? – спрашивает герцог Аленсонский.

– Ни-ни, – отвечает Жанна весело. – Шпоры надобны вам для того, чтобы преследовать бегущих… Бóльшую победу одержит сегодня благородный король, чем когда-либо: это мне обещал мой Совет! [259]

Бой был краток, почти мгновенен: едва успели французы напасть на англичан, как те уже отступили, и войско их было разбито наголову. Тысячи четыре взято в плен или перебито. Мертвыми телами покрыто все поле. Взят был в плен и сэр Джон Тальбо. [260]

Выехав верхом на поле сражения, где долго еще продолжалось избиение пленных, Жанна увидела, как одного из них ударил француз по голове так, что тот упал замертво, и, сойдя с коня, кинулась к нему, позвала священника, чтобы он его напутствовал, и, положив голову умирающего на колени свои, ласкала его и утешала, как мать, до последнего вздоха. [261]

После Патейской битвы все течение Луары было освобождено: путь в Реймс на королевское венчание открыт.

«Бог послал королю святую Деву Жанну… чтобы вести его на помазание, – говорил брат Ришар. – В тайны Божии проникает она, как никто из святых… и если бы хотела, то могла бы сделать так, чтобы ратные люди проходили сквозь стены крепостей, и многое еще другое могла бы сделать, больше этого!» [262]

Людям кажется в ней чудесным «предзнание-воспоминание» (в смысле платоновского anamnesis) о том, чему она никогда не училась. [263]

«Военачальники не могли надивиться тому, что она в военном деле так опытна, будучи во всех остальных делах простейшей поселянкой». [264]

«Простенькой маленькой девочкой была Жанна во всем, кроме военного дела: она умела не только отлично сражаться, но и располагать войска и готовить их к бою, особенно артиллерию. Старый капитан с 20–30-летним военным опытом не мог бы лучше сделать». [265]«Жанна ездит верхом и бьется копьем, как лучший из рыцарей; этому все ратные люди удивляются», [266]– говорит о ней простой народ с восхищением и верит, что она побеждает чудом не только Годонов, Хвостатых, но и последнего врага, Смерть: в городе Ланьи просят ее воскресить умершего младенца.

Видя, что весь народ поклоняется ей, как святой, люди Церкви остерегают ее: – Вы нехорошо делаете, Жанна, принимая такое недолжное вам поклонение; берегитесь, вы вводите людей в идолопоклонство.

– Ваша правда, – отвечает она смиренно. – Я не могла бы уберечься от этого, если бы не хранил меня Господь. [267]

Истинное чудо Девы в том, что она убережется от этих мнимых «чудес», сохраняя в себе до конца равновесие между человеческими и божественными силами.

Узел, которого не могут развязать умнейшие политики, Жанна разрубает, объявив народу от лица Божия, что Карл VII – единственный законный наследник престола, и рассеяв в самом короле все сомнения. Быстрым походом на Реймс опередив англичан, обеспечивает она королю все выгоды царского помазания. [268]Мало веря политикам и военачальникам, слушается только Голосов своих, говорящих ей бесконечно простые слова. [269]

– Семи лет не пройдет, как англичане оставят нам больший залог, чем в Орлеане, и потеряют все во Франции, благодаря великой победе, которую Бог пошлет французам… Я это знаю … так же несомненно, как то, что вижу вас перед собой! – скажет она судьям своим в Руане, [270]и, как скажет, так и будет: семи лет не пройдет от 1431 года, когда она это скажет, до 1437 года, когда французский король Карл VII вступит в освобожденный Париж.

17 июля 1429 года, через три месяца после того, как св. Дева Жанна явилась миру, Карл VII коронован был в Реймсе.

Сткляница с неистощающимся миром заключалась в золотом ковчежце в виде голубя Духа Святого, потому что миро для помазания первого христианского короля Франции принесено было некогда самим Духом Святым, и сткляница оставалась полной всегда, в знак вечности королевской власти во Франции. [271]

Маршал Жиль дё Ретц, тот самый, что служил на крови детей черные обедни дьяволу, отправлен был за Святейшей Сткляницей. [272]Жанна, видевшая скрытое не только в будущем, но и в сердцах человеческих, не ужаснулась ли, увидев Голубя Духа Святого в тщательно от детской крови омытых руках «благочестивого» маршала?

После венчания, войдя к королю, став перед ним на колени и обняв ноги его, Жанна сказала:

– Воля Божия, благородный король, ныне исполнилась: я сняла осаду с Орлеана и привела вас в город Реймс на святое венчание, показав тем, что вы – истинный король, тот, кому королевство Франции должно принадлежать… А теперь я хотела бы уйти от всего и вернуться домой, к отцу и к матери, чтобы снова пасти в поле овец… [273]

И, так говоря, плакала она; и все, глядя на нее, тоже заплакали. Плачет, потому что знает – помнит все, что с нею будет:

я уже становлюсь жертвою (II Тим. 4, 5).

На следующий день после венчания Жанна писала бургундскому герцогу Филиппу Доброму: «Жанна Дева, от имени Царя Небесного, Повелителя своего единственного, призывает вас заключить нерушимый и вечный мир с королем Франции. Все простите друг другу от чистого сердца, как должно христианам. Если же хотите воевать, то идите вместе с королем на неверных…» [274]

В эти дни Жанна могла бы действительно считать дело свое исполненным: сила королевского венчания была такова, что все пути углаживались, все города открывались и все подъемные мосты опускались перед единственным законным королем Франции, Карлом VII. Путь его по всей стране был победоносным шествием.

«Я ничего не боюсь, кроме измены», – говаривала Дева, не называя короля, но, может быть, о нем уже думая задолго до того, как он ей изменил. [275]

– Мне вас жалко: вы очень устали, отдохните! – говорит ей король после Патейской битвы.

Жанна только молча плачет, чувствуя в ласке его равнодушие и недоверие; понимая, что «вы очень устали, отдохните» – значит: «я от вас очень устал, дайте мне отдохнуть!» [276]Знает она, что снова заснет он таким же сном смертным, каким спал до нее, и что она уже не разбудит его ничем, никогда.

Карл устал от Жанны, и снова захотелось ему в «опочивальные кельи и каморы». Так же ненавидит он ее, как спящий – того, кто будит его от сладкого первого сна. [277]

После Патейской битвы Дева была на вершине власти и святости в глазах простого народа, но не первых людей Франции, ближайших королевских советников или наушников. Сир дё Ла-Тремойль, королевский ростовщик, «ненасытное чрево», «бездонная прорва», пожирающая всю казну, ненавидит Жанну и боится ее. «Жанна никому не верила и делала все по-своему; за это Бог ее наказывает», – объявит во всеуслышание о Деве, взятой в плен Годонами, архиепископ Реймский, государственный канцлер Реньо дё Шартр. [278]