Павел Смоленый - Рассказ бывшего каторжника

Пока они уговаривали один другого, поезд промчался мимо. Паша упал вниз лицом на землю и завопил: "Зачем ты меня удержала? Я не хочу больше жить!" Старшая сестренка, умная и ласковая, стала убеждать брата более об этом не думать. Долго пришлось ей его уговаривать, пока он успокоился и пообещал не думать о смерти, не покидать Шуру совсем одну на свете.

Опять дети сели у щитов, прижавшись друг к другу, и стали ждать рассвета. Они решили пойти утром на могилу родителей. Холодная ночь тянулась бесконечно долго для прозябших, голодных детей. Но вот и утро. Дети побежали к кладбищу, где на особо отведенном месте хоронили больных, умерших от заразной болезни. У ворот кладбища дети попросили сторожа впустить их и указать, где погребены их родители. Но сторож грубо ответил: "Разве мало их сюда перетаскали за эту ночь? Разве я обязан знать, кого тут закапывают? Да притом их сваливают в одну яму по десять, а то и по двадцать человек".

Не добившись ничего, дети уставились заплаканными глазенками сквозь щели забора на беспорядочные группы холмиков из сырой глины. Долго они так стояли, смотрели и плакали, пока сторож их не отогнал. Убитые горем, рука об руку, они молча шли назад к щитам, свидетелям их тяжких переживаний за пять последних дней и их разлуки с матерью. Это место сделалось для них, осиротевших, чем-то близким, вроде родного дома. Они стали думать и советоваться, как им быть и что делать. Не хотелось им попасть в барак для осиротевших детей, но они сознавали, что это было бы для них спасением от голода, который все больше давал о себе знать. Их небольшие запасы съестного пропали вместе с багажом, а там были и деньги.

Жутко было теперь одиноким детям, голодно и холодно. Весенние жаворонки весело заливались над ними, распевая свои незатейливые песенки; яркое солнышко золотило все кругом, а в сердцах сироток была черная ночь. Горе особенно сблизило теперь сестру и брата. Шура стала для Паши как бы второй матерью: ласкала его, утешала, как могла, и приговаривала: "Не будем унывать, мой милый! Бог нас не оставит!"

Дети уже решили идти в ближайшую от станции деревню и просить хлеба, как вдруг услышали грубый окрик: "Вы что тут делаете, вы чьи?" Перед ними стоял незнакомец в форменной одежде и разглядывал их. Смутились дети и не сразу ответили, что они переселенцы и что их отец и мать только что умерли. Незнакомец приказал им идти за ним и отвел их на распределительный пункт, где их сейчас же определили в барак для осиротевших, чего они так боялись, особенно потому, что грозила разлука: барак для девочек был за несколько станций от этого места. Но несмотря на мольбы и слезы детей, Пашу повели версты за три от станции в барак для мальчиков, а Шуру отправили с первым отходившим поездом на ту станцию, где был барак для девочек.

Нетрудно себе представить страдания разлучавшихся детей, ведь каждый терял в другом все, что ему было дорого в жизни.

Пашу ввели в барак, где было уже сотни три ребятишек. Многие жили там уже довольно давно, освоились с новыми условиями и были шаловливы. Новичка Пашу они встретили шутками и увесистыми толчками в бока и спину – для первого знакомства. Через неделю Паша задумал бежать из барака: вся обстановка, невнимание к нуждам детей, грубость многих ребятишек, драки, крик и противные постные щи каждый день на обед стали ему невыносимы. И вот он стал выжидать удобного момента для бегства. Детям не позволяли одним отлучаться из барака, но медлить было нельзя, а потому в одну темную ночь Паша, выйдя во двор, перелез через дощатый забор и опрометью кинулся в сторону, противоположную железной дороге. Верстах в пяти от нее начинался большой лес. Очутившись в чаще, Паша почувствовал себя спокойнее. Теперь он не бежал, а шел, стараясь не терять из виду опушку леса, чтобы не заблудиться и все же уйти подальше от того места, где был барак. Долго он так шел, наконец утомился, прилег под одним деревом и скоро заснул. Во сне ему казалось, что его догнали и притащили в барак, а там били и, раскрывая ему рот, без конца вливали противных постных щей...

Яркое весеннее солнышко уже сильно пригревало, когда маленький беглец проснулся. Разноголосые пташки просто оглушали его своим пением; они точно старались похвалиться своим искусством перед пришельцем в их зеленое царство. Паша сел и стал думать, что ему делать дальше. Решил он идти на родину, в свою Сосновку; название своей деревни он хорошо помнил. Как хорошо ему когда-то жилось в Сосновке! Там была такая славная речка, в которой он купался с другими ребятами и ловил удочкой рыбу... Страшно хотелось ему, конечно, повидаться с милой сестрой Шурой, но где и как ее найти, он не знал. Да притом и страшно было: как бы его не забрали опять в барак. И вот он решил храбро идти вперед, подальше от противного барака, а там он будет подробно расспрашивать о дороге в родные места.

Целый день он шел, стараясь избегать селений, и только в одной деревушке выпросил себе хлеба. Настала другая ночь, и он пошел в глубь леса, чтобы там заночевать. Опять он лег под большим деревом и крепко уснул. Перед самым рассветом он почувствовал толчок, и кто-то зычным голосом его окликнул: "Эй, вставай, мальчуган! Что ты тут лежишь, с кем ты тут?"

Поднявшись, Паша увидел трех здоровенных молодцов, вооруженных с головы до пят, и порядком испугался. "Не бойся, мы тебя не тронем. Расскажи, зачем ты здесь?" Видя, что это люди не из барака, Паша откровенно рассказал им все, что ему пришлось пережить и куда он держит путь. Они слушали его со вниманием: мальчик им, видимо, понравился своею бойкостью и находчивостью. Посоветовавшись между собою, они решили взять его к себе. "Не то погибнет, – говорили они. – Из него может выйти толк, раз уж он не побоялся бежать из приюта и пробирается пешком на родину; нужно только воспитать его по-нашему". О своем решении они объявили мальчугану, причем хвалили свою жизнь и обещали, что ему у них будет отлично. Паша не прекословил: он боялся этих вооруженных людей и последовал за ними в глубь леса. На одной поляне их ждали оседланные кони, а при них еще один дюжий молодец. Он подхватил Пашу под руки, посадил впереди себя на одного из коней, и они поехали. Ехали они долго по лесным извилистым дорогам, наконец остановились. Коней куда-то увели, а сами, согнувшись и увлекая за собою Пашу, вступили в какое-то отверстие между поваленными бурей деревьями и через несколько минут ходьбы в густой чаще очутились на поляне, где находилось около двадцати человек: большей частью вооруженные мужчины и несколько женщин. Все взоры обратились на приведенного мальчугана, грязного и обтрепанного. Посыпались вопросы: кто он, откуда?

Один из мужчин, по-видимому начальник банды, спросил: