Алексей Осипов - Единство и многообразие в Церкви

Такое единство носило органический характер, поскольку обусловлено было святостью, то есть чистотой веры и основ жизни и деятельности самих Церквей. Таким образом, внешнее единство Церквей, общин и христиан было закономерным следствием единства внутреннего. Принципиальная ошибка экуменического движения заключается в том, что оно поставило своей целью не святость Церквей, в которой заключено их истинное единство, а внешнее, зримое единство само по себе, поскольку в святости, по-видимому, сомнений нет. Повторяется без конца все тот же изначальный человеческий грех – получить, сорвать плод без законного труда (Ср.: "Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться" (2 Тим. 2, 5)). В результате зримое единство как цель не только обессмысливается, но и становится фактором, отвлекающим христиан от подлинной цели жизни и деятельности. Второй – "забывает", что из простого смешения множества разномыслий невозможно получить единомыслие, тем более полноту истины. Истина Церкви не есть некий математический результат, образующийся в результате сложения многоразличных верований. Церковь – не какой-то абстрактный объект, который можно составить из различных идейных элементов, но целостная, неделимая, органичная реальность. Поэтому она есть и ее следует искать, а не воссоздавать. Третий вариант избегает предыдущих ошибок, однако несет в себе непростую проблему критериев, по которым можно было бы судить об истинности конкретной Церкви. Очевидно, эта проблема разрешима лишь через обращение к учению Единой Церкви эпохи Соборов. Подобное обращение предполагает выявление и "расшифровку" трех ее объективных признаков: догматического учения, принципов духовной жизни и основ канонического устройства. Несомненно, только ясное представление этих трех измерений Церкви даст возможность надлежащего суждения о причастности любой христианской Церкви Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви.

III. Многообразие в Церкви

Если бы богословам удалось (а им это конечно же никогда не удастся) договориться о предметном содержании указанных трех признаков – критериев истинности Церкви, то вопросы и о единстве в Церкви, и о допустимых границах многообразия форм церковной жизни были бы решены в принципе. В конечном счете ни у кого не вызывает сомнений и все принимают классическое правило истинных взаимоотношений Церквей святого Викентия Лиринского: "In necessariis – unitas, in dubiis – libertas, in omnibus – haritas. В главном – единство, во второстепенном – свобода, во всем – любовь". Но основная проблема в том и состоит, что христианским Церквам, долгое время находившимся в разделении, теперь очень трудно достичь согласия в вопросе: что считать главным, а что второстепенным? В современном диалоге найдется немало вопросов, свидетельствующих об этой, часто непреодолимой трудности. Вот несколько иллюстраций. 1. Для православных соборное устройство Церкви, под которым, в частности, подразумевается братское равенство всех Поместных Церквей и их предстоятелей в решении любых общецерковных вопросов, является безусловной истиной (то есть относится к категории "главного"). И в этом контексте для православных не было бы, например, проблемой (то есть это относилось бы к категории "второстепенного") видеть в таком же качестве Римскую Церковь и ее предстоятеля, который возглавлял бы отдельные западные церкви по их согласию. Но так ли смотрят на это католики? 2. Или вопрос о принципах духовной жизни. Он, к сожалению, никогда не звучит на экуменических встречах. Подразумевается, что духовная жизнь – дело исключительно личное и каких-то бесспорных объективных законов в ней нет и быть не должно. То есть, по-существу, данный вопрос отнесен к категории "второстепенного", в котором царит полная неопределенность. Но в Православии (если иметь в виду суждения святых, а не сколь угодно различные мнения богословов) он относится к области "главных", даже самых главных, поскольку очевидно, что при неверном понимании духовной жизни само вероучительное правоверие, естественно, не принесет никакой пользы. Для православных духовный путь западных святых – это путь заблуждения. Вот одно из ярких высказываний известного русского подвижника прошлого столетия святителя Игнатия Брянчанинова о католических святых: "Оживить чувства, кровь и воображение старались западные; в этом успевали скоро, скоро достигали состояния прелести и исступления, которое ими названо святостью. В этой стране все их видения. Читающий их непременно заражается духом прелести... Восточные и все чада Вселенской Церкви идут к святыне и чистоте путем совершенно противоположным вышеприведенному: умерщвлением чувств, крови, воображения..." (Собрание писем. М. – СПб., 1995. С. 322). Для западной же традиции многие ее аскеты, идущие именно этим мистическим путем, являются действительно святыми и нередко даже величайшими святыми, учителями Церкви (например, Франциск Ассизский, Катарина Сиенская, Тереза Авильская, Игнатий Лойола, Тереза Младенца Иисуса и др.). При этом западная традиция, хотя и не осуждает духовный путь православных святых, однако им и не следует. В чем причина такого серьезного несогласия в столь жизненно важном вопросе – это отдельная тема, требующая специального рассмотрения. Здесь можно лишь в качестве иллюстрации привести наиболее часто встречающиеся ответы с обеих сторон. С восточной: католическая сторона игнорирует основополагающие принципы духовной жизни, не соблюдает "правил движения" и потому ей "всё хорошо" и "все хороши". С западной: православные очень узко смотрят на проявления духовной жизни, ограничивают ее лишь одним своим традиционным путем и забывают о том, что "Дух дышит, где хочет" (Ин. 3; 8). Таким образом, в вопросе о принципах духовной жизни и понимания христианской святости и совершенства мы вновь оказываемся перед трудной проблемой "содержания и формы", "главного" и "второстепенного". 3. Еще одна из столь же проблемных иллюстраций многообразия проявлений современной церковной жизни – это все шире распространяющийся интеркоммунион. Если для многих западных церквей интеркоммунион является проявлением так называемого евхаристического "гостеприимства" и любви к христианам других конфессий и рассматривается как одно из средств достижения единства христиан и Церквей, то для православных единая Чаша является свидетельством единства веры и актуализацией единства жизни в Церкви. Взаимное единение в причащении прежде канонически утвержденного высшей церковной властью межцерковного единства подобно незаконному единению в любви (в отличие от законного – в браке), но осуществленному на гораздо более глубоком уровне – мистическом и потому особенно поражающему дух человека. Приведенные иллюстрации, которые можно без конца умножать, свидетельствуют об очень непростых вопросах, связанных с проблемой многообразия. Что есть главное, а что – второстепенное в океане церковной жизни? Что есть форма, а что – содержание? Какие проявления церковной жизни выражают апостольскую веру и способствуют ее проповеди, а какие свидетельствуют о ее деградации в данной Церкви, искажают и тормозят ее? В какой степени различие форм препятствует взаимопониманию или, напротив, стимулирует диалог? Естественно, этими вопросами не исчерпывается круг проблем, связанных с многообразной реальностью жизни Церкви как внутренней, так и обращенной к внешнему миру. Но уже они свидетельствуют о масштабности этой темы и ее насущности в современном межконфессиональном диалоге.

Читать дальше