Матвей Барсов - СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОЛКОВАТЕЛЬНОМУ И НАЗИДАТЕЛЬНОМУ ЧТЕНИЮ ДЕЯНИЙ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ

Если Иерусалимские христиане принимали еще участие в храмовом богослужении, особенно в праздники, и даже в жертвоприношениях (Деян.18, 21; 20, 16; 21, 26; 24, 11, 18), из этого отнюдь не следует, будто им не было еще известно значение жертвы и священства Христова, которое будто бы впервые открыто им лишь за несколько дней до разрушения храма через послание к евреям. Что оно могло совмещаться с идеей жертвы и священства Христова, самое ясное доказательство этого представляет поведение апостола Павла (Деян. гл.21). Но не все христиане так отчетливо сознавали отношение христианства к Ветхому Завету, как апостол. Многие из иудео-христиан так сживались со своими прежними обрядами, что упускали из виду значение жертвы Христовой, и, при охлаждении первого пламени веры и любви и при возрастающей силе гонений, иудео-христианам угрожала опасность остаться при ветхозаветном порядке, в той форме, которая равнялась отрицанию христианства, или, по крайней мере, естественно должна была бы привести к этому отрицанию. Против такой фактически существовавшей тенденции в обществе направлено послание, которое утешает христиан в бедствиях, обрушившихся на них, но в то же время весьма сильно обличается пристрастие к обрядовому закону, как отпадение от благодати, как неуважение единой, всесовершенной и вечной жертвы Христовой, которая уничтожила собою все жертвы, как ее прообразы (Евр. 6 и 10).

Идея всеудовлетворяющей жертвы Христовой не в первый раз возвещена в послании к евреям, как новое откровение. Она с самого начала жила в сознании иудео-христиан и только постепенно, путем опыта, достигла большой ясности и зрелости, особенно с ее отрицательной стороны, уничтожающей Ветхий Завет. Самое послание указывает на нее, как на одну из самых первоначальных истин христианского вероучения (Евр. 5, 2), предполагает ее уже известной своим читателям и обличает их за то, что они, которые должны быть учителями других, сами еще нуждаются в учении. И в самом деле, есть прямые и косвенные свидетельства, что понятие о жертве Христовой, принесенной раз навсегда за человечество и уничтожившей необходимость всякой другой жертвы, с самого начала существовало в иерусалимском обществе. Не только апостол Петр проповедовал отпущение грехов во имя Распятого, — Стефан уже открыто объявлял уничтожение Ветхого Завета с его храмом и заменение его Новым Заветом (Деян. 6, 11-14; 7, 48-50). Жестокие гонения на христиан со стороны иудеев ясно доказывают, как хорошо знали они, что в борьбе с христианством для них шел вопрос о жизни и смерти — быть или не быть (Деян. 21, 28). Рассуждения на Иерусалимском соборе (Деян. 15) показывают, что иудео-христиане смотрели на соблюдение закона не как на существенное нечто в деле спасения, но как на иго, и иго тяжелое, возлагаемое на них лишь их национальным происхождением, и, вопреки тем, кои проповедовали необходимость обрезания и соблюдения закона для языческих христиан, апостолы писали последним, что они освобождают их от этого бремени (Деян. 15, 19).

Притом, как мы не раз уже замечали, Иерусалимское общество с первой минуты своего бытия имело определенное сознание о себе, как собственно христианском обществе. Хотя оно существовало внутри Израиля и находилось в тесной жизненной связи с ним, оно было, однако, достаточно сильно, чтобы представить противовес указанному юдаизированию христианства, к которому стремились некоторые христиане, обратившиеся из фарисейской секты. Таким сознанием о себе, как особом, самостоятельном обществе, сознанием своего отличия от иудейского общества, общество христианское обязано своим частным домашним собраниям, в которых христиане не только внутреннее, но и внешне отделялись от Израиля и представляли из себя исключительно общество исповедников Христовых. В этих-то собраниях мы должны искать центр тяготения всей жизни Иерусалимских христиан. В них скрывались с самого начала зародыши к постепенному отделению от храма и его культа, которое составляет историю этого общества и которое все определеннее и серьезнее возбуждало в христианине из иудеев неизбежную дилемму — оставить или Моисея, или Христа, т. е. или храм, или эти собрания (Деян. гл.12 и 15). Пренебрегать последними — значило бы попирать Сына Божия, не почитать за святыню кровь завета и оскорблять Духа благодати, за что угрожает несравненно тягчайшее наказание, чем за отречение от Моисея (Евр. 10, 29).

6) Участие в храмовом богослужении, какое принимали христиане частью по старой привязанности к отечественной религии, частью для исполнения своей миссии среди Израиля, не могло Удовлетворять их. В таких общих, смешанных собраниях, где их окружал народ, отчасти подозрительно и враждебно относившийся к ним, они не могли совершать тех действий, в которых должна была воплотиться их новая вера и новая жизнь, и которые могли быть понятны лишь верующему. Потому-то первые иерусалимские христиане собирались не только в храме открыто, но и частным образом, в домах. «Каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога». Что здесь указывается на многие частные поместительные дома, это понятно само собою, если принять во внимание постоянное возрастание числа верующих, которые не могли уже помещаться в одном месте (Деян. 2, 41, 44; 6, 7). Для нас важнее вопрос: в чем состояли эти собственно христианские собрания?

Отчасти мы уже познакомились с этого рода собраниями при рассмотрении 42 стиха. Соображая с этим стихом стих 46, мы с несомненностью можем полагать, что эти собрания имели богослужебный характер и соединяли в себе все составные части богослужения, указанные в стихе 42: учение, общение, молитву и пение, средоточие коих составляло преломление хлеба, или евхаристия.

Совершение евхаристии по существу своему должно было составлять главный, средоточный акт собственно христианского богослужения, рассматривать ли ее со стороны ее божественного установления и сакраментального достоинства, или со стороны общественно жизненного значения. В ней, как ни в каком другом акте, собственно христианский элемент находит непосредственное и совершенное выражение. Такое, именно, значение и придавали ей первые христиане; ибо не только все общество христианское участвовало в совершении евхаристии, но для этой цели специально и предназначались частные ежедневные собрания.

Все другие акты — учение, молитва, пение — лишь обставляли акт преломления хлеба, имели значение приготовительных, сопровождающих и заключительных актов. Это, между прочим, видно из Деян. 20, 7, где говорится о собрании в первый день недели для преломления хлеба, хотя в то же время упоминается о продолжительной беседе апостола Павла накануне разлуки своей с верующими. Если учение в этом случае заняло большую часть времени, перед преломлением и после преломления хлеба, и продолжалось до полуночи, это объясняется особенным обстоятельством, и оно не может быть названо целью собрания, главным актом его; целью собрания — было преломление хлеба.