Джидду Кришнамурти - Комментарии к жизни. Книга третья

«Развитие» является неудачным словом, но так как мы его использовали, мы будем продолжать делать это. Чувствительность — это не что-то, что можно практиковать, не имеет смысла просто заставлять молодежь наблюдать за природой или читать поэзию и все прочее. Но если сами вы чувствительны к красивому и уродливому, если в вас присутствует чувство доброты, любви, разве вы не считаете, что сумеете помочь вашим ученикам развить любование, быть внимательными и так далее? Понимаете, мы или душим, или пренебрегаем всем этим, в то время как манит любая форма стимулирующего отвлечения внимания, так что проблема становится все более и более сложной.

«Я понимаю, что то, о чем вы говорите, истинно, но не думаю, что вы полностью оцениваете нашу трудность. Мы имеем классы из тридцати или сорока мальчиков и девочек, и мы не можем говорить со всеми индивидуально, как бы нам этого ни хотелось. Кроме того, преподавать большому количеству одновременно — это очень утомительно, и мы изматываемся и имеем тенденцию терять даже ту чувствительность, которую имеем».

Так что вы должны сделать? Забота, нежность, привязанность — вот что является необходимым, если необходимо понять сексуальные желания. Конечно, прочувствовав проблемы, поговорив о них, обращая на них внимание различными способами, чувствительность накапливается преподавателем, и ее значимость передается ребенку, а когда этот ребенок становится юношей или девушкой, тогда он будет способен встретиться с сексуальными побуждениями с более широким и глубоким пониманием. Но чтобы внедрить правильный вид образования для детей, которые затем будут формировать общество, вам также придется обучать их родителей.

«Проблема сложна и по-настоящему громадна, и что мы втроем сможем сделать в этом беспорядке? Что может сделать индивидуум?»

Что-либо вообще мы можем делать только как индивидуумы. Всегда было так, что индивидуум, здесь и там, действительно воздействовал на общество и вызывал большие изменения в мышлении и действии. Чтобы быть по-настоящему революционером, нужно выйти из рамок общества, рамок жадности, зависти и так далее. Любая реформа в пределах этих рамок породит в конце только больше беспорядка и страдания. Преступления несовершеннолетних — это всего лишь восстание в пределах рамок, и функция педагога это, конечно, помочь молодежи выйти из рамок, что значит освободиться от жадности и от стремления к власти.

«Я понимаю, что от нас всех мало толку, если мы не прочувствуем это все. И это одна из наших главных трудностей: мы все настолько разумны, что наши чувства стали парализованными. Только когда мы сильно чувствуем, мы действительно можем что-то сделать».

Дождь шел непрерывно в течение недели, земля была пропитана водой, и большие лужи стояли на всем протяжении дорожки. Уровень воды в колодцах повысился, и лягушки проводили прекрасное время, неустанно квакая всю ночь напролет. Переполненная река подвергала опасности мост, но дожди были долгожданными, даже при том, что они причиняли огромный ущерб. Теперь, однако, медленно прояснялось, виднелись куски синего неба над головой, и утреннее солнце рассеивало облака. Пройдут месяцы, прежде чем листья недавно омытых деревьев снова покроются мелкой, красной пылью. Голубизна неба была такой яркой, что заставляла вас останавливаться и удивляться. Воздух был очищен, и за одну короткую неделю земля внезапно стала зеленой. В том утреннем свете на земле царило умиротворение.

Единственный попугай взгромоздился на усохшую ветку близлежащего дерева. Он не чистил перья, а сидел очень спокойно, но взгляд его глаз был внимательным. Попугай был нежно-зеленого цвета, с блестящим красным клювом и длинным хвостом бледно-зеленого цвета. Вам хотелось прикоснуться к нему, почувствовать его цвет, но если бы вы пошевелились, он бы улетел. Хотя он совершенно замер, застывший зеленый огонек, вы могли чувствовать, что он был совсем живой, и, казалось, он придавал жизненность сухой ветке, на которой сидел. Он был удивительно красив, от этого захватывало дыхание, вы едва осмеливались отвести от него глаза, пока он, как вспышка, не улетел бы. Вы видели дюжины попугаев, перемещающихся в сумасшедшем полете, рассаживающиеся на проводах, разлетающиеся по полям молодой, зеленой кукурузы. Но единственная птица казалась центром всей жизни, красоты и совершенства. Это было всего лишь яркое пятно зеленого цвета на темной ветке на фоне голубого неба. В вашем уме не было ни слов, ни мыслей. Вы даже не осознавали, что вы не думали. Яркость этого момента вызвала слезы на глазах и заставила вас моргать, и это моргание могло спугнуть птицу! Но она осталась там, недвижимая, такая гладкая, стройная, и каждое перышко было на своем месте. Должно быть прошло лишь несколько минут, но те несколько минут охватили день, год и все время. В тех нескольких минутах была вся жизнь, без начала и без конца. Это не то переживание, которое нужно хранить в памяти, не мертвое событие, которое нужно сохранить живым с помощью мысли, которая тоже умирает, это полностью живое, и поэтому не может быть найдено среди мертвого.

Кто-то позвал из дома за садом, и сухая ветка мгновенно опустела.

Их было трое: одна женщина и двое мужчин, и все были весьма молоды, вероятно, немного за тридцать. Недавно искупавшись и одевшись, они пришли рано, и, очевидно, не относились к тем, у кого водились деньги. Их лица сияли осмыслением, а глаза их были ясны и просты, без того уклончивого взгляда, который возникает, когда много учишь. Женщина оказалась сестрой старшего из них, а другой мужчина был ее мужем. Мы уселись на циновке с красной каемкой по краям. Движение транспорта создавало ужасный шум, поэтому одно окно пришлось закрыть, а открыть другое с видом на уединенный сад, в котором стояло широко раскинувшееся дерево. Они были немного застенчивы, но вскоре заговорили свободно.

«Хотя наши семьи зажиточные, все трое из нас захотели вести очень простую жизнь, без претензий, — начал брат. — Мы живем около маленькой деревни, немного читаем и предаемся медитации. У нас нет желания быть богатыми, и мы имеем столько средств, только чтобы прожить. Я немного знаю санскрит, но смущаюсь цитировать Священные писания. Мой зять более прилежен чем я, но мы оба слишком молоды, чтобы быть многознающими. Само по себе знание имеет очень маленькое значение, оно полезно только в том, что может вести нас, удерживать на прямой дороге».

Сомневаюсь, что знание полезно. Не может ли оно быть помехой?

«Как может быть знание когда-либо помехой? — спросил он довольно тревожно. — Однозначно, знание всегда полезно».