Монах Лазарь (Афанасьев) - Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

Другая отроковица, двенадцати лет, так захотела быть монахиней, что убежала от родителей. Она пришла в Оптину Пустынь и тут пробыла среди паломников несколько дней. Родители ее нашли, хотели увезти домой, но она отказалась наотрез с ними ехать, – пришлось и им пожить в Оптиной, в гостинице, вместе с дочерью. Долго отроковица не решалась идти к старцам проситься в Шамордино, наконец оказалась она у хибарки о. Анатолия… Робко она вошла в приемную – там находилась одна монахиня, больше никого не было. «Можно мне видеть отца Анатолия?» – спросила отроковица. Матушка сказала, что он сейчас беседует у себя с одной посетительницей. Вскоре та вышла. Келейник позвал отроковицу…

«Когда я увидала батюшку, – вспоминала она потом, уже монахиней, – то очень испугалась, даже закричала: такого высокого роста людей мне не приходилось видеть в моей жизни. Батюшка был в белом подряснике и такой светлый, точно угодник Божий. Батюшка спросил меня: "Чья ты, девочка?" Я говорю: "Мне в монастырь хочется, а мать меня не пускает". Батюшка говорит: "Где она, мать-то?" Мать моя, видя, что меня долго нет, пришла сюда за мной. Батюшка спросил: "Чья это девочка?" Мать говорит: "Моя, батюшка!" Батюшка говорит: "Почему же ты ее в монастырь не пускаешь? Она хочет в монастырь!" Мать моя заплакала, говоря: "Мала еще она… Не могу ее отпустить". Батюшка так строго ей сказал: "Я возьму ее в монастырь, и беру ее на свои руки". Тогда мать согласилась: "Вручаю ее Царице Небесной и вам, батюшка!" И вот с 12 лет до сорока жила, росла и питалась я духовно от великих старцев, отцов Амвросия и Анатолия… Как дитя они берегли меня. Мне кажется, отец или мать не могут так беречь и жалеть своих детей, как, бывало, старцы заботятся о нас».

И дальше в этом письме инокиня пишет о своем духовном отце: «Иногда батюшка Анатолий по два часа объяснял нам, как проходить Иисусову молитву. Он был такой молитвенник… Батюшка отец Амвросий однажды сказал: "Отцу Анатолию такая дана молитва и благодать, что единому от тысячи даётся, то есть умносердечная молитва". Только батюшка все скрывал, нельзя было понять, что он такой великий человек. Немногие и понимали это. Невозможно описать его доброту и любовь к ближним – он душу готов был положить за других».

Никто, пожалуй, более о. Анатолия не жалел детей, а также едва вышедших из отроческого возраста молодых инокинь. И особенно после того, как скончался старец Амвросий. Письма о. Анатолия свидетельствуют о его великой во Христе любви к юным созданиям, посвятившим себя на служение Богу в монастыре. Трудно им было, и сколько ошибок делали они на этом пути, но старец настойчиво возвращал их к житию по правде Христовой.

Вот несколько красноречивых отрывков из писем о. Анатолия к молодым шамординским монахиням. «Не унывай, юная подвижница! – пишет он. – Тебя злой враг хочет застращать на первых порах, – а ты его не слушай. И говори: Богу пришла я служить, ради умершего за меня нести скорби и труд; пришла в монастырь потерпеть и помучиться, чтобы вечно со Сладчайшим Иисусом царствовать».

«Верьте, – пишет он молодым инокиням, – что мы об вас болим; поболите и вы с нами. Ведь мы все не из корысти терпим, не из чести, а чтобы вы были сыты, не угорали, были покойны, святы, чисты, преподобны!.. Вот об чем мы хлопочем, за что терпим о чем молим Бога. Помолитесь и вы. Не ропщите!» И укоры о. Анатолия чисто отеческие. «Матушка ты моя, свет Серафимочка! – пишет он жалующейся на то, что ее все забыли. – А я до сей минуты все думал, что ты не шуточная, а истинная, заправская, ангелоподобная монахиня. А ты просто девочка, да не простая, а настоящая деревенская, для которой, чтоб она не плакала, непременно нужен пряничный петушок… И родные тебя забыли, и батюшка духовный туда же! А я тебя помню, и очень помню, тебе грех!.. Да когда же мы будем учиться монашеству-то? Или уж не будем? Нет, матушка, надо! Дала клятву – держись; не радуй врага-диавола».

Ее же наставляет и утешает старец и в другом письме: «Не бери высоко, а живи посмиреннее да пооткровеннее. Ведь ты пришла учиться монашеству; кто ж тебя осудит, если погрешишь? Ты просишь меня, чтоб я испросил у Бога терпения, – да какая ж ты неразумная, Серафимочка! Просишь себе горсточку терпения, а у самой целая пазуха этой драгоценной добродетели! Ведь терпению учиться – не значит вычитывать да расспрашивать, а просто-напросто болеть. Приболишься и будешь терпелива. И будешь настоящая монахиня! Потому-то Господь и сказал: "Претерпевый до конца, той спасется"! Мир тебе! Не будь Ангелом по одному имени, но – житием, и будешь там во веки веков с Серафимами». (Это была та самая отроковица, которую о. Анатолий взял в Шамордино двенадцатилетней).

Вот снова пишет он ей: «На возвратном пути мать твоя была у нас и порадовала, что ты мирна и даже весела. Старайся по силе быть в мире душевном, ибо о Боге сказано: "В мире место Его". То есть Бог Сам живет в том человеке, у которого мирное сердце. Главное, считай себя хуже всех, не ищи ни любви, ни чести ни от кого, а сама ко всем оные имей – вот и улучишь мир!.. Батюшка о. Амвросий посылает тебе благословение!»

Юным подвижницам очень хотелось почаще получать письма от своего старца, но он, отвечая на самые важные их запросы, иногда и не отвечал на одно, а собирал по нескольку писем одной какой-нибудь своей духовной дочери и тогда писал ответ… Одна из молодых инокинь, по имени Татьяна, даже сердилась на старца, что он редко пишет, – до того, что впадала в уныние. «Спасение не в письмах, – отвечал старец, – а в исполнении того, что заповедано или мною или другим кем, а более святыми нашими Отцами но Татьяна исполнять не спешит, а ей давай писем, писем, побольше писем. Да чтоб они были подлиннее да получше. Ну, читай ты св. Отцов, – где ты найдешь, чтобы ученики требовали от старца писем? А чтоб чтили старца – везде найдешь!»

Однако о. Анатолий написал своим духовным чадам поистине огромное количество писем, и в каждом – ни тени отстраненности, которая могла бы возникнуть в таком обильном и долговременном потоке, но живая интонация личной беседы отца со своим дорогим чадом, разговор о самом главном. Никого, даже самых трудных, которые, бывало, даже сердились и отворачивались от него, он не забывал и не оставлял. Он за всех отвечал перед Богом. Всех любил. Всем желал спасения…

Когда иночествующие жаловались ему на трудности монастырской жизни, он с некоторым удивлением отвечал: «Да вы ведь обрекли себя на это!» А иногда говорил так: «Монашеская жизнь трудная – это всем известно, а что она самая высокая, самая чистая, самая прекрасная и даже самая легкая, – что говорю легкая: неизъяснимо привлекающая, сладостнейшая, отрадная, светлая, радостию вечною сияющая – это малым известно. Но истина на стороне малых, а не многих. Потому Господь и сказал возлюбленным ученикам: "Не бойся, малое Мое стадо!"»