Монах Лазарь (Афанасьев) - Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

О. Амвросий предложил ему до Рождественского поста поговеть четыре раза и сделать пожертвования в некоторые храмы. Перед отъездом Павел Иванович еще раз побывал в Скиту. Он полюбился ему, тихий, цветущий, как сад. Все трогало его здесь – и негромкий, пустынный звон колоколов, и умилительность службы в храме Собора Иоанна Предтечи, торжественность старинных напевов, молчание векового бора вокруг…

Возвратившись в Казань, Павел Иванович оставил дорогую квартиру, продал обстановку и переехал на житье в меблированные комнаты, устроившись там почти по-монашески. Он взял к себе на воспитание двенадцатилетнего отрока – сына коридорного служителя. Этот отрок через несколько лет поступил в монастырь.

В ноябре 1889 года Павел Иванович заболел и пришел в такое тяжкое состояние, что пришлось позвать священника как к умирающему. Священник прочитал молитвы и начал его исповедовать, но больной был так слаб, что мог повторять лишь одно слово: «Грешен…» Это было семнадцатого числа. Приобщившись Святых Христовых Тайн, он получил некоторое облегчение, но доктор ему прямо, как военному, сказал, что у него очень мало возможностей дожить и до утра… Денщик укрыл его потеплее, и он забылся с мыслью: «Ты сейчас умрешь». Но вдруг произошло что-то такое, что он мог понять только как Божие посещение. Сначала раздался, как бы с неба, удар колокола. Потом послышался явственный голос в душе: «Будешь жив». И все существо его наполнилось чем-то новым, благодатным, словно он возродился – на пороге смерти к какой-то новой жизни. Утром он попросил денщика прочесть ему дневное Евангелие, – и была притча о бесплодной смоковнице. «Это о моей прошедшей жизни», – подумал он. Прошлая жизнь его кончилась.

Он еще довольно долгое время выздоравливал, а потом начал хлопоты об отставке. Сначала съездил к матери в Оренбург за благословением на иночество, а потом в Петербург, в военное ведомство, где хлопотал об ускорении отставки. Там возникли неожиданные затруднения: так как он имел блестящие отзывы из Казани, его не хотели выпускать на пенсию, а обещали скорое представление к генеральскому чину. Он настаивал на своем, а от генеральского чина решительно отказался.

Проезжая через Москву, остановился в ней ненадолго. Ехал как-то на извозчике по Театральной площади, сидел, задумавшись, опираясь руками на шпагу. Лошадь бежала быстро, и вдруг кто-то невидимый выхватил шпагу из его рук, прямо на ходу… Осмотревшись, он никого не увидел на пустынной площади. Когда потом рассказал об этом старцу Амвросию, тот сказал: «Что ж удивительного? Шпага более вам не нужна. А вот вам меч духовный…» – и подал ему четки. Будучи в Москве, Павел Иванович съездил в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру помолиться у мощей своего святого покровителя – преподобного Сергия, а оттуда в Черниговский скит к старцу Варнаве.

Наконец, с Божией помощью, все препятствия устранились. Идут последние дни жизни Павла Ивановича в Казани. Едет он как-то мимо храма Пресвятой Троицы, на стене которого было изображение Спасителя во весь рост, – задумался, опустив голову, и вдруг поднял глаза и видит эту икону, и какой-то голос сказал в его сердце: «Теперь ты Мой!» Старец вспоминал об этом: «Я умилился, слезы выступили на глазах, извозчик давно проехал, а перед моими глазами все стоит эта икона. Это так мне врезалось в память – на всю жизнь».

17 декабря 1891 года, в день памяти трех святых отроков Анании, Азарии и Мисаила, которых Господь невредимыми вывел из распаленной пещи в Вавилоне («И меня Господь сподобил уйти из мира, который тоже есть пещь страстей»), бывший полковник навсегда покинул Казань. 20 декабря приехал в Москву – под день памяти святителя Петра, митрополита Московского и всея Руси. Пошел ко всенощной в Храм Христа Спасителя и там пережил некоторое искушение: пение ему не понравилось, хотел даже уйти. Но оказалось, что в эти минуты просто не было на клиросе регента, – и вот он пришел, пение сразу изменилось. Клиросные с таким чувством запели «Христос раждается, славите…», что будущего инока охватил духовный восторг. К Рождеству Христову он прибыл в Оптину Пустынь и 26 декабря был принят в число скитской братии. Старец Амвросий скончался за два с половиной месяца до его приезда, 10 октября.

Новоначальному иноку в это время шел сорок седьмой год, и уже сильная седина пробивалась в его волосах.

«Из монастыря виднее сети диавола, – говорил старец Варсонофий, – здесь раскрываются глаза, а там, в миру, действительно ничего не понимают. Возблагодарим Создателя, что мы отошли от мира, этого чудовища». «Монашество есть блаженство, – говорил он, повторяя слова старца Амвросия, известные каждому оптинскому монаху, – какое только возможно для человека на земле. Выше этого блаженства нет ничего. И это потому, что монашество дает ключ к внутренней жизни». Да, это так. Поэтому «мир» больше всего не любит именно монахов.

Прозорливые старцы Оптиной знали, что это за военный стремится в монахи. Преподобный Амвросий, в общем всех почти принимавший полулежа или сидя из-за постоянных недомоганий, при первой встрече в Шамордине с Павлом Ивановичем встал и так вел с ним беседу. «Он, кажется, провидел, что я буду скитоначальником и старцем», – говорил по этому поводу о. Варсонофий. Непосредственно принимавшему его в Скит о. Анатолию, а также иеромонаху Нектарию его будущее было, конечно, открыто. Но это открыто было и бесам, которые с первого дня пребывания послушника Павла в Скиту начали против него жестокую брань, действуя испытанным путем, то есть восстанавливая против него некоторых из братии. Он же не позволил себе никаких подготовительных этапов и сразу принял подвижнический образ жизни. Бывший тогда иеромонахом и студентом Духовной Академии епископ Трифон (Туркестанов), знавший его еще в миру, побывал в Скиту и зашел в келлию к бывшему полковнику. Он увидел скудную обстановку, иконы, книги и ничем не покрытое жесткое ложе.

С 1892 по 1894 год послушник Павел вел в большой конторской книге с алфавитом «Келейные записки», располагая по словарному принципу поучительные отрывки из духовных сочинений, услышанное о чудесах, рассказанные ему замечательные в духовном отношении сны, предсказания, случаи из монашеской жизни. Когда книга заполнилась, он до начала 1902 года продолжал писать в небольших книжках без алфавита, но с особенной стержневой мыслью о духовном возрастании инока в монастыре, используя при этом свой опыт. По этим «Запискам» видно, что послушник Павел ведет очень внимательную жизнь, собирая отовсюду – от Оптинских старцев и монахов, из книг и журналов – полезное для души. В то же время он очень серьезно проходил Иисусову молитву, в которой через несколько лет достиг таких результатов, что удивлял опытнейших монахов. Старец Анатолий, скитоначальник и духовный его отец, говорил о нем одной монахине: «Знаешь, мать, какой человек у нас есть в Скиту? Вот с ним я бы мог быть вполне единомысленным».