Георгий Гурджиев - Жизнь реальна только тогда, когда Я есть (фрагмент)

В самый день своего приезда он через моего секретаря попросил о личной встрече со мной.

Признаюсь, я не ожидал этого, потому что, как было мне известно, многие члены группы писали ему обо всем случившемся здесь и в частности, конечно, о моем не раз повторенном не очень лестном мнении о нем.

Вначале на его просьбу я хотел ответить, что могу с удовольствием встретиться с ним как со старым другом, но при одном определенном условии, что не должно быть никаких разговоров ни о каких недоразумениях, а также о различных моих новых заявлениях, которые я сделал за время его отсутствия в присутствии людей, бывших членами его группы, но вместе с тем, помня тревожные новости, полученные мной час назад о плохом обороте моих материальных дел, связанных со сбытом товаров, привезенных моими компаньонами, я решил отложить ответ, чтобы подумать о нем получше, потому что в это время во мне зародилась мысль: нельзя ли использовать такую просьбу для моих собственных целей, учитывая, что мое первоначальное решение не использовать членов этой группы для осуществления цели этой моей поездки к этому времени уже изменилось вследствие проявлений некоторых из них, проявлений совершенно недопустимых и недостойных людей, которые уже несколько лет были в контакте с моими идеями, и особенно потому, что, как казалось, они много думали о них и хорошо усвоили.

Обдумывая и сопоставляя всевозможные результаты, которые могли возникнуть в различных случаях, я решил ответить ему через того же моего секретаря следующим образом:

"Самый спокойный, уравновешенный, самый многообещающий и особенно ценимый мной Мистер Оридж!

После всего, что произошло здесь, как Вы, зная меня, понимаете, я больше не имею права встречаться с Вами на прежних условиях, даже просто как со старым другом.

Теперь, не нарушая моих принципов, большинство из которых Вам известны, я могу встретиться с Вами и даже, как раньше, заняться процессом "переливания из пустого в порожнее", исключительно если Вы также, Мистер Оридж, подпишете то обязательство, которое было предложено мною всем членам группы, которой Вы руководили".

Получив этот ответ, мистер Оридж, к великому изумлению близких мне людей, приехавших со мной, немедленно пришел на ту мою квартиру, где жили некоторые из этих людей, среди которых был мой секретарь, и прежде всего, без возражений, подписал обязательство; затем, очевидно копируя - как мне потом рассказывали -- мою обычную позу, когда я сижу, он начал очень спокойно говорить следующее:

"Хорошо зная, - сказал он, - конечно, благодаря мистеру Гур-джиеву, разницу между проявлениями человека, порожденными его реальной природой, которая есть чистый результат его наследственности, и проявлениями, порожденными его "автоматическим мышлением", которое, как он сам определяет его, является просто результатом всех видов случайных впечатлений, усвоенных без всякого порядка, и, будучи в то же время хорошо информированным из писем, посылавшихся мне различными членами здешней группы, обо всем, имевшем место здесь в мое отсутствие, я сразу понял, безо всякого сомнения, что скрывается за предложением, сделанным мне мистером Гурджиевым, которое на первый взгляд казалось совершенно абсурдным - предложение мне подписать также, как другим, это обязательство, которое должно лишить меня права иметь какие-либо отношения не только с членами этой группы, которой я руководил так долго, но, как бы странно это ни звучало, даже с самим собой.

Я понял это сразу, очевидно потому, что в течение этих последних дней я очень много размышлял об отсутствии согласия между моей внутренней убежденностью и тем, что мистер Гурд-жиев называет "исполнением здесь моей роли", и тяжелое, неприятное чувство, вызванное во мне искренним осознанием этого несоответствия, все более и более усиливалось.

В моменты моего спокойного состояния, особенно в течение прошлого года, я внутренне часто с искренностью признавал это противоречие моих внешних проявлений с идеями мистера Гурд-жиева и, следовательно, вред моего словесного влияния на людей, которыми я руководил, так сказать, согласно его идей.

Говоря откровенно, почти все впечатления, полученные от того, что мистер Гурджиев говорил здесь на общих встречах и отдельным членам нашей группы обо мне и моей деятельности, в точности соответствует моему собственному внутреннему убеждению.

Много раз- я сам намеревался положить конец таким своим двойственным проявлениям, но различные обстоятельства жизни постоянно препятствовали мне начать делать это с требуемой решительностью.

Получив от него теперь, -- продолжал он, - на первый взгляд абсурдное предложение, но зная привычку моего Учителя "всегда иметь глубокие мысли под обычными, так сказать, бессмысленными внешними проявлениями" я, раздумывая не больше минуты, ясно понял, что если я не воспользуюсь этой возможностью избавиться раз и навсегда от моего такого, я должен сказать, "двуличия", я не смогу этого сделать никогда.

Я решил поэтому начать с подписания обязательства, требуемого мистером Гурджиевым, и в то же время я даю свое слово в присутствии всех вас, что с этого момента я не буду иметь никакой связи ни с кем-либо из членов прежней группы, ни даже с прежним самим собой, на основе прежних взаимных отношений и влияний.

Я очень хочу, конечно, если мистер Гурджиев позволит, стать с этого дня обычным членом этой теперь реорганизованной новой группы".

Это философствование мистера Ориджа произвело на меня такое сильное впечатление и вызвало такую странную реакцию в моей своеобразной психике, что теперь, даже при очень сильном желании, я не могу удержаться от того, чтобы не рассказать об этом и не описать в стиле моего бывшего учителя, теперь почти Святого, Муллы Наср Эддина, окружающие условия, в которых происходил процесс усвоения в мое Бытие так сказать "цимеса" вышеупомянутого философствования моего дорогого "англо-американского delicatesse", мистера Ориджа, который был многие годы в Америке почти главным представителем и толкователем моих идей.

Когда они рассказали мне о том, что он приходил и о его философствовании о том предложении, которое я ему сделал, и его решении также подписать это обязательство, я был на кухне, готовя, так сказать, "блюдо центра тяжести", как его называют мои "тунеядцы", которое я готовил каждый день во все время пребывания моего в Нью-Йорке с целью, главным образом, иметь какое-то физическое упражнение, при этом посвящая каждый день приготовлению какого-то нового национального блюда одного из народов, населяющих все континенты.

В тот день я готовил любимое блюдо народов, населяющих пространство между Китаем и Российским Туркестаном.