Юлия Вознесенская - Утоли моя печали

— Да я уже не от страха держусь за вашу руку, Ирина Владимировна, а по дружбе. Вы такая хорошая и умная! Лучше вас была только моя баба Нюра.

— Чем же она была лучше меня?

— Так ведь она была умней и культурней вас, вы уж не обижайтесь, Ирина Владимировна.

— Ну, вот ты бы и рассказала мне, чем баба Нюра была умней и культурней меня.

— Вы не обидитесь?

— Не обижусь, обещаю.

— Тогда я скажу. Ну, умнее вас она была потому, что верила в Бога. Она-то все и про Него, и про жизнь и смерть понимала. Я слышала, как она говорила своим подругам, таким же старушкам: «Нам, милые мои, главное теперь к смерти подготовиться. Умирать ой как не просто! А уж после смерти, если на земле не готовился, совсем худо придется». И знаете, как она сама к смерти подготовилась? В ящике комода у нее лежала одежда, в которой она велела себя положить в гроб, и деньги на похороны, на поминки и на крест. Остальные ящики были пустыми — она все раздала еще за месяц до смерти. Оставила себе только постель и одну смену белья. На ней была ночная рубашка, и под кроватью стояли тапочки, и это все, что она себе оставила: даже свой халат она подарила соседке, как только перестала сама вставать в уборную. Бабульки, ее подружки, тайком привели к ней священника, и он ей отпустил грехи за всю жизнь. И в ту же ночь она умерла во сне, никто до утра и не заметил. Ну, скажете, что она не умная?

— Конечно, умная. А в чем выражалась ее высокая культура?

— А вот в чем. Я ее как-то спрашиваю: «Баба Нюра, ну, скажи по правде, ты за свою жизнь хоть раз кого-нибудь «дураком» назвала?» Знаете, что она мне ответила? Ну, вот ни за что не угадаете! Она мне ответила так: «Если бы я дурака когда-нибудь встретила, может, и назвала бы». Для нее не было ни дураков, ни воров, ни злодеев, а были только несчастные. Я вот думаю, Ирина Владимировна, что вот такая ее любовь ко всем людям без разбору — это и есть культура. А теперь можно я задам вам один вопрос?

— Можешь. Я еще не совсем устала от твоих вопросов.

— Вы совсем простили меня за те пятьсот рублей?

— Дело не в деньгах, Наташенька.

— Я понимаю. Я хотела спросить, если мы куда-нибудь придем и нам придется расстаться, вы не будете меня вспоминать как мошенницу?

— Ну конечно нет, девочка! Я буду вспоминать, как мы с тобой шли по этой пустынной дороге и беседовали о «Бедных людях» и о Раскольникове, о Сонечке Мармеладовой, как ты мне рассказывала о своей прекрасной бабе Нюре. И при этом говорила ты нормальным русским языком!

— Спасибо. Я тоже никогда вас не забуду, Ирина Владимировна. Я многое поняла о жизни благодаря вам, и теперь, если бы мне дали еще одну жизнь, я бы жила совсем по-другому.

— Прости и ты меня, Наташа.

— А я-то вас за что должна прощать? Вы мне никакого зла не причинили.

— Я презирала тебя и в той жизни не хотела бы иметь с тобой ничего общего. Нам пришлось столько пройти по этой дороге во мраке, чтобы понять друг друга и полюбить.

— Так вы тоже меня любите, Ирина Владимировна?

— Конечно. Пожалуй, я люблю тебя больше всех своих учеников, оставшихся там, в той жизни.

— Ирина Владимировна, а можно я вас поцелую?

— Конечно, родная!

Мы трижды расцеловались и хотели идти дальше, но тут увидели, что от основной дороги вправо отходит узкая дорожка, почти тропинка. Откуда-то сверху прозвучал громкий и ясный голос, но слов я не поняла, зато увидела в небе над нами светлую фигуру неясных очертаний, с двумя широкими крылами.

— Ой, Ирина Владимировна! — сказала Наташа, глядя вверх сияющими глазами. — Это мой Ангел Хранитель, он говорит, что я должна теперь идти по правой дороге. Мне так не хочется с вами расставаться, но я чувствую, что должна послушаться.

— Иди, милая, и храни тебя Господь!

— И вас тоже, Ирина Владимировна. Я вас никогда не забуду, я за вас молиться буду!

Наталья пошла по правой тропе, поминутно оглядываясь на меня. Мы махали друг другу рукой, пока она не скрылась за каким-то смутным светлым холмом, едва проступающим из серого тумана.

Я снова долго шла почти вслепую, едва различая под ногами дорогу, и вспоминала всю историю своего знакомства с Натальей, от «Ники» до встречи с Ангелом Хранителем.

Слева от дороги вдруг послышался девичий смех, негромкий, но звонкий, словно небольшой колокольчик. Ему ответил другой колокольчатый голос, от первого почти не отличный, но слов я не разобрала. Туман на левой стороне дороги чуть-чуть рассеялся, и стала видна неширокая дорога, вливавшаяся в мою; я почти не удивилась, когда навстречу мне из тумана, держась за руки, вышли обе Ромулетты.

— Это мы! А мы вас давно тут поджидаем! Здравствуйте! — наперебой затараторили они, подбегая ко мне. Личики их сияли, и сами они были какие-то новенькие, отмытые, с ясными глазами.

— Ну, здравствуйте, девочки, Катя и Надя! — Я сразу вспомнила их имена, потому что звать их Ромулеттами мне никак не хотелось. — Вижу, что у дела ваши наладились и у вас теперь все в порядке. Одна ухватила меня под правую руку, другая под левую, и мы пошли вперед по моей дороге, светлевшей с каждым нашим шагом. Сестры рассказали мне, что произошло с ними за это время. Во время их рассказа я поняла, что и со временем теперь происходит что-то непонятное: в реальности недели две прошло со времени моего посещения агентства «Ромулетта», а Надя и Катя рассказывали о том, как трудно жилось им первый год после закрытия агентства: и работу не сразу нашли, и с рэкетирами не сразу удалось разобраться. По их рассказам выходило, что до нашей встречи на этой пустынной дороге прошло лет пять, не меньше. Девочки за это время выросли и поумнели. Первый год они держались за счет страха, бедные, уж очень я их напугала. Они были уверены, что «тетка из милиции» следит за ними, и даже рассказывали одна другой, что встречали меня то там, то здесь — будто бы я за ними следила. Все у них наладилось: и квартиру сдали удачно, и работа нашлась по душе — пошли в ученицы в большую парикмахерскую. И друзья у них появились приличные, ведь от всяких там «лохотронщиков» они бежали как от огня. Через три года они продали тетину квартиру именно за пятьдесят тысяч долларов — я оказалась пророчицей, и на полученные деньги открыли собственную маленькую парикмахерскую. А потом они обе вышли замуж, да еще как! За братьев-близнецов. А дальше случилось самое чудесное: у них родились у каждой по паре близнецов, у Кати — девочки, у Нади — мальчики. Наследственность! Однажды сестры пошли в районное отделение милиции, чтобы разыскать меня и поблагодарить, и узнали, что никакого ФБМ в природе не существует.

— Это ведь вы сами придумали, да? — спросила, смеясь, Катя.

— Сама. Простите меня, девочки! — Я поклонилась им чуть ли не в ноги, так они меня обрадовали!