Лео Яковлев - Суфии: Восхождение к истине

Я домогалась Тебя с такой непреклонностью, И вот теперь я — предмет ненависти и зависти. Хотя с тех пор, как Ты стал моим Владыкой, Я владычествую над всеми. — О сестра, — сказал я, услышав это, — как ты распознала меня?

Она ответила: — С тех пор как я свела знакомство с Ним, нет ничего, что незнакомо мне.

Тогда я сказал: — Я слышу, ты ведешь речь о любви, но кто он?

В ответ она призналась: — Я люблю Того, кто сделал меня осознающей Его щедроты, чье благоволение наложило на меня обязательства, кто близок сердцам, кто откликается нуждающимся. — Кто привел тебя сюда? — спросил я.

Она ответила: — Завистливые люди, сговорившиеся друг с другом.

Затем она вскрикнула так громко, что я подумал, что она умирает, и упала без чувств.

Когда сознание вернулось к ней, она стала напевать стихи:

Мое сердце, опьяненное тонким вином Возбуждения и любовного чувства, Снова жаждет своего любимого. Стенай! Будь свободна в своих слезах, в своем плаче. В день отъединенности Много слез у тех, чья погибель — одно добро. Столь много глаз Бог побуждает стенать со страхом, Озабоченно обращенных к Нему, Затем меняющихся и утешающихся. Этот раб, который грешит неумышленно, Но плачет, раскаиваясь, — Всё еще раб. Пусть он в смятении и поражен ужасом — В его сердце сияет алмазный светоч.

После этого я попросил управителя приюта, чтобы он разрешил ей уйти, и предложил ей проводить ее, куда она пожелает. — Куда же я пойду? — удивилась она. — Мне некуда идти. Тот, кто является избранником моего сердца, отдал меня в рабство другому Своему рабу. Я могу уйти лишь с дозволения моего хозяина, иначе придется воздержаться от этого. — О Боже! — воскликнул я, — да в ней ума поболее, чем у меня.

И тут в приюте появился хозяин Тохфы, он зашел справиться о том, как она себя чувствует. Ему сообщили, что она во время беседы с шейхом Сакати пришла в себя. Его это порадовало, и он с церемонной вежливостью приветствовал меня. — Ранее следовало бы поприветствовать эту девушку, — укорил я его. — Почему вы заточили ее сюда? — Она обезумела, — ответил он, — отказывается от пищи, питья и сна. Я потратил всё свое состояние — 20.000 дирхемов — чтобы приобрести ее. Я возлагал на нее определенные надежды, полагая, что она принесет мне доход, соразмерный той цене, которую я уплатил за ее таланты. — А что она умеет? — спросил я. — Она певица и играет на музыкальных инструментах. — И как долго длится ее болезнь? — Уже год, как на нее это нашло.

Я спросил, каковы внешние проявления ее болезни. Он сказал: — Как-то она тихонько напевала такие стихи, аккомпанируя себе на лютне:

Твоя хитрость и уловки Сто раз похитили мое сердце. Как суровы все твои клятвы. Хоть мне и приходилось сопровождать других, Никогда я не порывала нашей дружбы. Безумное желание единения с Тобой Сжигает меня, а моя грудь кипит страстью.

Ты невзначай напитал меня. Отчего же теперь, Любимый, Ты оставил меня среди людей? Отчего сперва Ты пекся обо мне, А потом сделал Свою рабыню Пленницей сотворенных существ?

Ответь же мне, кто или что я, и отчего С такой медленной мукой Ты влечешь меня к Себе? Это мирское прозябание без Тебя — Просто исправительный дом, А жизнь с Тобою, даже в аду — Сад наслаждений.

Дротики скорбей изранили мое сердце. Ты заковал меня в кандалы уныния. Сколько еще стрел Ты пустишь в мою душу? Доколе оставаться мне в цепях? Сбей цепи, оковы и кандалы, А затем — сбей узы оков сердца !

Хозяин Тохфы продолжил: — И вот, напевая эти стихи, она взяла свою лютню и бросила оземь, залившись слезами. Присутствующие решили, что она влюбилась и обезумела от любви. — О ком ты льешь слезы и кто он, тот, которого ты любишь? — спросили мы. Горестно, хриплым голосом она стала причитать:

Реальность говорила со мной, Воззвав ко мне изнутри, Однако моя ответная мольба Была уже во мне. Покинутую и отчужденную, Он вновь призвал меня к близости. Смиренно повиновалась я Его призывам, Подтверждая местопребывание Призывающего.

И еще я страшилась своих прежних грехов, оставаясь тихой и пригасшей, Покуда страх не преобразовался в счастье. — У нас сложилось впечатление, что она больна, — заключил свой рассказ хозяин Тохфы. — Я выплачу вам деньги. которые вы потратили на нее, — сказал шейх Сакати, выслушав эту историю, — и даже больше, если пожелаете. Хозяин Тохфы удивился. — О дервиш, ты же факир, нищий. Откуда у тебя такие деньги?

Я попросил его не судить опрометчиво и дать мне время собрать наличные деньги. Проливая реки слез, я покинул приют. Клянусь Богом, что у меня в тот момент не было и дирхема. Всю ночь напролет я не смыкал глаз, униженно и смиренно склоняясь перед Господом с мольбою: — О Господи, Ты знаешь мое внутреннее и видишь мое внешнее. Уповаю лишь на Твою милость и щедроты. Не оставь же меня ныне!

И тут раздался стук в дверь. Я спросил, кто там. — Друг, — ответил незнакомый голос. Я открыл дверь — там стоял чужеземец со свечой в руке, сопровождаемый четырьмя рабами. — О мастер, одарите нас дозволением войти, — произнес он, — я должен кое-что передать вам. — Входите смело, — сказал я, и они вошли. Я спросил, как его имя. — Ахмад Мосни, — сказал он. — Что привело вас сюда? — Внутренний голос ( хатеф ) приказал мне отдать эти пять кошелей с золотом Сари Сакати и ободрить его, чтобы он мог выкупить Тохфу, ибо мы желаем выказать ему наше особое благоволение.

Услышав это, я с благодарностью поцеловал землю и до утра не смыкал глаз. Утром сразу после молитвы я взял Ахмада Мосни под руку, и мы вместе отправились в приют. У входа мы увидели управителя заведения, он поглядывал по сторонам. Завидев меня, он обрадовался. — Добро пожаловать, и будьте покойны, — молвил он, — ибо Тохфа имеет высокую цену пред Господом. Этой ночью тайный голос воззвал ко мне:

Истинно Мы высоко ценим ее И никогда не оставим ее Нашей милостью. Она — приближенная Наша, Поднимающаяся всё выше и выше, Продвигаясь к Нам во всех своих состояниях.

Мы вошли в комнату Тохфы. Увидев нас, она спела такие строки:

Я столько всего натерпелась, И вот мое долготерпение вознаграждено. Все узы и путы — в прошлом. Конец испытаниям любовной мукой и болью в груди. Ты, Ты — единственная услада моего сердца, Средоточие моего страстного жаждания. Ничто во мне не укроется от Тебя. Сними же с меня это бремя, Освободи от оков рабства.

Тохфа смотрела на меня, и ее глаза были полны слез. Она стала тихо молиться:

Отчего, о Господи, на земле Ты судил мне дурную славу? Или внутренне я столь оскудела, Что низведена из чина безвестных святых? Я старалась стать чуждой всем, кроме Тебя, Ныне же слишком многие узнали про меня.

В этот момент появился хозяин Тохфы, он горестно плакал. Я сказал ему, что для слез нет более причин: — Со мной требуемая сумма — и еще 5.000 динаров в придачу. — О нет, ради Бога! — вскричал он. — Десять тысяч сверху, — молвил я. — Нет, во имя Божие, — повторил он. — Вы получите вдвое против вашей цены. — Нет, мастер, — сказал он, — даже если бы вы давали мне за нее весь мир, и тогда я не принял бы ваше подношение.