Этьен Жильсон - Разум и откровение в средние века

Если бы Средние Века знали людей только такого типа, то они и в самом деле полностью заслуживали бы названия «Темных», как их часто называют. Они бы заслуживали такого названия не только с точки зрения науки и философии, но и с точки зрения теологии. К счастью, в истории Христианской мысли присутствует и другая «духовная группа», значительно более просвещенная, чем первая; ее неутомимые усилия, направленные на сращение религиозной веры и рационального мышления, привели к действительно важным результатам. Члены второй группы, не менее, чем члены первой, обращались к Библейским текстам для оправдания своих воззрений. Не только Апостол Павел ясно заявлял, что даже язычники должны иметь возможность достичь естественного знания Бога, «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы...» (Рим., 1, 20), но и Иоанн Богослов в первой главе своего Евангелия также говорил, что Слово Божье было светом истинным, «который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Иоанн, 1, 9). В таком случае не удивительно, что величайшие среди греческих Отцов Церкви - Юстин Мученик, Климент Александрийский и Ориген - создавали такие теологические доктрины, в которых было либо прямо заявлено, что существует принципиальное согласие между естественным и Бого-откровенным знанием, либо это подразумевалось. И все же наиболее совершенным в этой группе, намного превосходящим всех других, был не Восточный греческий, а Западный латинский Отец Церкви - Блаженный Августин. Для краткости, а также используя это имя лишь как удобный ярлык, будем называть представителей этого второго направления «группой Августина». Каковы же ее основные характеристики?

Мы все помним те главы из «Исповеди» Августина, в которых он повествует, как после безуспешных попыток достичь истины и, в конечном счете, веры с помощью лишь разума он наконец обнаружил, что рациональную истину о Боге, о которой говорили философы, можно постичь сразу, в чистом виде, безо всяких ошибок, простым актом веры, которая присуща самым необразованным среди верующих и которая превосходит любую философскую истину. С того момента, когда он это понял, Августин уже никогда не забывал того, что самый надежный путь достижения истины есть не тот, который начинается от разума, а затем ведет далее, от рациональной уверенности к вере, а, наоборот, тот, который начинается от веры, а затем ведет далее, от Откровения к разуму.

Придя к этому неожиданному выводу, Августин открыл новую эпоху в истории Западной мысли. Ни один из древнегреческих философов не мог бы и помыслить о том, чтобы сделать религиозную веру в какую бы то ни было Бого-откровенную истину стартовой позицией рационального знания. Собственно говоря, Сократ, Платон, Аристотель и даже Эпикурейцы занимались тем, что рафинировали и рационально интерпретировали грубые мифы греческого язычества. Наивысшим типом религиозной мысли у древних, намного превосходящим все остальные, было то, что предлагали древние философы. С приходом Бл. Августина, однако, началась новая эпоха, в которой наивысшим типом философского мышления, превосходящим намного все остальные, уже будет то, что предложат теологи. Следует признать, однако, что вера последователей Августина предполагает некоторое использование естественного разума. Мы не можем верить во что-либо, будь то слово самого Бога, если мы не найдем какой-то смысл в тех формулах, в которые мы верим. И трудно ожидать, что мы будем верить в Откровение Божье, если только мы не получим достаточные основания думать, что такое Откровение действительно имело место. Как сказали бы современные теологи, существуют побудительные мотивы уверования. И все же, как бы то ни было, даже наиболее убедительные аргументы, которые позволяют поверить в то, что Бог открылся нам со своим Словом, ограничиваются лишь самой этой верой. Однако вера в то, что Бог открылся нам со своим Словом, и в то, что сказанное Им есть истина, уже представляет собой нечто совершенно отличное от рационального понимания истины, которую мы принимаем через веру. Мы верим, что это есть истина, но ни один христианин не может надеяться на то, чтобы знать наверняка, по крайней мере в этой жизни, что действительно истинно то, во что он верит. И все же среди тех истин, в которые он верит, христианин находит Божественное обещание иметь возможность созерцать Бога своей веры и в этом созерцании находить вечное блаженство; отсюда, уже в этой жизни, его страстное стремление исследовать таинства Откровения с помощью естественного света разума. Результат таких усилий и есть именно то, что Августин называл intellectus, т. е. понимание, иначе говоря, некое рациональное проникновение (insight - способность проникновения в суть) в содержание Откровения, при котором человеческий разум нащупывает свой путь к полному свету блаженного видения.

Таково окончательное значение знаменитой Августиновской формулы: «Понимание есть вознаграждение веры. Посему не стремись понимать то, во что можешь верить, но верь в то, что можешь понять» (О Евангелии от Иоанна; 24, 6). А вот еще одна цитата, на ту же тему, но более обширная: «Если бы верить было одним, а понимать другим, и если бы нам не нужно было верить в то великое и Божественное, которое мы жаждем понять, Пророк высказался бы понапрасну, когда он сказал: «Если вы не верите, то потому, что вы не удостоверены» (Ис., 7, 9). Сам наш Господь своими словами и деяниями наставлял тех, кого он призывал к спасению, в том, чтобы они сначала уверовали. Но позже, когда Он говорил о даре, который Он даст верующим, Он не говорил: «Сия есть жизнь вечная, в которую вы можете уверовать», но говорил: «Сия же есть жизнь вечная,- да знают Тебя, единого истинного Бога и посланного Тобою Иисуса Христа» (Иоанн, 17, 3). Более того, Он сказал тем, кто уже уверовал: «Ищите и найдете» (Мф., 7, 7). Ибо то, во что веруешь, нельзя назвать найденным, и никто не может найти Бога, если не поверит сначала, что в конце концов он Его найдет... То, что мы ищем по Его призыву, мы найдем благодаря тому, что Он нам это явит настолько, насколько вообще возможно таким, как мы, найти это в здешней жизни... и мы должны, конечно же, верить, что после земной жизни этого удастся достичь и понять это более ясно и более полно» (О свободной воле; 11; 2, 6).

Таким образом, из этого ясного заявления Августина следует, что Откровение зовет нас уверовать; что если мы не уверуем, мы не поймем; что, отнюдь не призывая нас отбросить разум, Евангелие само пообещало тем, кто ищет истину в Бого-откровенном слове, вознаграждение в виде понимания. Отсюда явствует, что вместо того, чтобы в конце концов отвергнуть греческий идеал философской мудрости, учение Бл. Августина достигало преобразования этого идеала. То, на что надеялись величайшие среди язычников, такие,. как Платон и Плотин, стало достижимым. Ибо греческие философы страстно любили мудрость, но уловить ее не могли, а вот теперь эта мудрость была предложена Самим Богом всем людям как способ спасения через веру и философам как наивернейший указатель пути к рациональному пониманию.