Амброджо Донини - Люди, идолы и боги

В вавилонской легенде о сотворении мира, повествующей о борьбе Бела-Мардука с чудовищем Тиаматом, торжествующее божество решает создать человека, вылепив его из смеси костей и крови, чтобы на земле кто-то мог служить богам. Это представление, кажущееся довольно необычным, в действительности всего лишь выражает в религиозной идеологии один из основных признаков классового общества. Мы достаточно далеки от времен Ашшурбанипала, ассирийского властелина Ниневии, для библиотеки которого в середине VII столетия до н. э. были вырезаны семь табличек, содержавших миф о сотворении, но и сейчас на вопрос «Для чего был сотворен человек» католический катехизис всегда дает тот же самый ответ.

Явно бросается в глаза сходство первых книг Библии и вавилонского эпоса, известного под названием «Энума элиш» («Когда вверху») — по начальным словам рассказа.

Интересно отметить, что миф о Мардуке развертывается по семи этапам, соответствующим семи табличкам, подобно рассказу о сотворении мира в первой главе книги Бытие, которое совершается в семь дней. И так же как в Библии человек создается в конце шестого дня, так и в шестой табличке, дошедшей до нас неполностью, повествуется о том, как Мардук приступает к сотворению человека.

Земной рай с его деревом жизни, херувимами и змеем также типичны для вавилонского сказания. История человека, который однажды мог избежать смерти и потерял эту возможность по вине змея, была рассказана в другом «священном» месопотамском тексте, поэме о Гильгамеше, записанной на двенадцати табличках. Древнейшая интерпретация мифа об искушении равным образом встречается на одной вавилонской печати, изображающей двух людей, сидящих лицом к лицу по обе стороны дерева, и змеи, стоящей на хвосте перед одной из фигур.

Что касается легенды о потопе, соответствие ее одному из эпизодов эпоса о Гильгамеше настолько точно, как мы увидим позже, что заставляет думать о прямом литературном заимствовании.

Впрочем, не следует видеть только заимствование там, где аналогия более обусловлена сходством общественного строя, а не одним только историческим и географическим соприкосновением. Попавшие под вавилонское иго еврей не могли бы столь быстро усвоить основные идеи чужеземной мифологии, если бы их сознание уже не было сформировано в условиях страданий и классового гнета.

Одна из самых блестящих страниц работы Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» посвящена умирающему рабству, которое «оставило свое ядовитое жало в виде презрения свободных к производительному труду» [62] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 149. Таков «порочный круг», в котором оказалась Римская империя, когда рабство перестало быть выгодным. Труд рабов стал «невозможным экокомически, тру свободных считался презренным с точки зрения морали» (там же). Только революция, совершившаяся в производственных отношениях, которая привела к преобладанию колоната и феодального крепостничества, могла разрешить это противоречие. Христианство же здесь совершенно ни при чем. . Это же отношение к труду выражено в религиозной форме в семитическом мифе об осуждении первого человека, виновного в нарушении приказа своего господина. Этот человек вкусил от запрещенного плода дерева жизни, делающего людей подобными богам, и был изгнан из Эдема, сада блаженства [63] См. Бытие, гл. 3, ст. 22. , миф о котором встречается почти у всех народов. За свое ослушание Адам был наказан необходимостью трудиться. Отныне он должен был «возделывать землю, из которой он взят» [64] Бытие, гл. 3, ст. 23. , и «в поте лица… есть хлеб» [65] Там же, ст. 19. . И в самом деле, с разложением первобытного общества и появлением режима, основанного на частной собственности, самые тяжелые работы, ремесленный труд и труд в целом в конце концов стали уделом угнетенных и рассматривались поэтому как род наказания. В классическом греческом языке термин баиаусос означает как работника физического труда, так и человека низкого и неприятного.

Миф о грехопадении первого человека отражает в религиозных образах это осуждение на труд и это отвращение к нему. Реабилитация труда может совершиться лишь при условии полной перестройки общества благодаря уничтожению эксплуатации человека человеком.

Вслед за разложением первобытнообщинного строя все более укреплялось общество, в котором главной фигурой был хозяин, собственник. Менялись имена и образы богов Вавилона и Ассирии, но все они порождались этим типом общества.

Большая часть имен божеств шумерского происхождения образована при помощи слова «Эн», то есть «господин», или слова «Нин» — «госпожа», если речь идет о богинях. Те же божества у семитских народов носят имя Бел (или Ваал), передающее это же понятие подчинения раба господину.

Так, например, одно из древнейших шумерских божеств — Таммуз, олицетворение жизненной силы растительности, воды и в связи с этим также подземного царства, получил в Палестине родовой эпитет «адон», «господин». Это же слово обозначает «божество» в Библии, оно сохранилось и в греческом мире. Культ божественной четы Таммуза и Иштар (Адонис — Астарта в «мистериях») распространился в эллинистическую и римскую эпоху по всему Средиземноморью, превратившись в одну из религий спасения, которая оказала исключительное влияние на наиболее забитые массы рабов, ремесленников, моряков, отчаявшихся и обездоленных, и в этом отношении соперничала с христианством.

Иштар нисходит в ад — аралу, или царство теней, окруженное семью стенами. Там пребывают умершие, как бы заключенные в мрачную темницу, из которой нет выхода, и обреченные на бездеятельность. Богиня хочет вырвать оттуда своего возлюбленного — Таммуза, бога растительности, рождающегося весной и умирающего под серпами жнецов знойным летом. Но исчезновение богини вызывает бесплодие почвы, пропадает любовное влечение, и перестает рождаться потомство. Наконец посланец небес добивается ее освобождения и возвращает природе плодородие.

Вавилонская богиня Иштар с поднятыми в знак благословения руками, стоящая на льве

Земледельческий характер мифа понятен, ведь это все та же легенда об Орфее и Эвридике у фракийцев, Деметре и Коре у греков, Исиде и Осирисе у египтян, легенда о смерти бога света и невинности Балдура (или Балдера) в религиозных преданиях северных народов. Так как весеннее солнце в странах Северной Европы скоро исчезает, жизнь молодого тевтонского князя Балдура, сына Удина и Фригг, внезапно обрывается по воле некоего злого гения.