Мартин Бубер - Я и ты

Встреча с Богом дается человеку не ради того. чтобы он был занят только Богом, но ради того. чтобы он подтвердил смысл в мире. Всякое Откровение есть призвание и послание. Но снова и снова вместо того, чтобы претворить воспринятое в откровении в действительность, человек обращается вспять к дарующему Откровение; вместо того, чтобы иметь дело с миром, он хочет иметь дело с Богом. Только отныне ему, обратившемуся вспять, не пред-стоит больше никакое Ты, он не может ничего иного, кроме как поместить Оно Бога в вещность, верить, что он знает о Боге, как о некоем Оно, и говорить о Нем, как об Оно. Подобно тому как человек, безудержно влюбленный в свое Я, вместо того чтобы непосредственно проживать нечто - свои восприятия либо склонности, - подвергает рефлексии свое воспринимающее или склоняющееся к чему-либо Я, упуская тем самым истину происходящего, точно так же тот, кто слепо предается безудержной любви к Богу (которая, впрочем, вполне уживается в душе с себялюбием), вместо того чтобы позволить даянию полностью проявиться в оказываемом воздействии, обращает свою рефлексию на Дающего, теряя и то и другое.

Когда ты послан. Бог остается для тебя присутствием в настоящем; тот, кто отправляется в путь, будучи посланным, всегда имеет Бога пред собой: чем вернее Исполнение, тем сильнее Близость и тем более она постоянна; разумеется, он не может иметь дело с Богом, но он может быть его собеседником. Напротив, обращение вспять делает Бога объектом. Его мнимый возврат к первооснове принадлежит поистине к захватывающему весь мир движению отклонения, так же как и мнимое отклонение исполняющего Послание поистине принадлежит к захватывающему весь мир движению возврата.

Ибо оба метакосмические основные движения, захватывающие весь мир: расширение внутри собственного бытия и возвращение к связи с Богом, обретают свой высший человеческий образ, высшую духовную форму своей борьбы и своего примирения, своего смешения и своего разделения в истории отношений человека к Богу. В возвращении рождается на земле слово, в ходе своего распространения оно окукливается в религию, в новом возвращении оно вновь возрождает себя окрыленным.

Здесь господствует не произвол, хотя порой движение к Оно уводит так далеко, что грозит подавить и задушить движение нового исхода к Ты.

Громогласные откровения, на которые ссылаются религии, по сути своей тождественны тихим, что даются всюду и во все времена. Великие откровения, стоящие у истоков возникновения могучих общностей, на поворотных пунктах человеческого времени, суть не что иное, как вечное Откровение. Но откровение не изливается в мир через того, кто его восприемлет, как через воронку, оно привораживает его, оно охватывает всю его стихию во всем его определенном бытии и сплавляется с ним. Так же и человек, ставший "устами", есть именно "уста", но не рупор, он не орудие, но орган, подлежащий собственным законам звучащий орган, а звучать означает окрашивать звук.

Однако существует качественное различие между историческими эпохами. Есть полнозрелость времени, когда истинная стихия человеческого духа, подавленная и погребенная, достигает незримой готовности в своем заточении, в такой угнетенности и в таком напряжении, что ждет она лишь прикосновения Того, кто коснется ее, чтобы вырваться на волю. Откровение, которое будет явлено здесь, охватывает достигшую готовности стихию всю целиком, во всем ее качественном своеобразии, переплавляет ее и вкладывает в нее образ, новый образ Бога в мире.

Так на пути истории, в изменениях человеческой стихии все новые области мира и духа возводятся в образ, призываются к божественному образу. Все новые сферы становятся местом богоявления. Это не самовластие человека действует здесь и не чистое прохождение Бога, это смешение божественного и человеческого. Посланный в откровении несет в очах своих образ Бога; хотя он и сверхчувствен, он несет его в очах духа своего, в его зрительной силе, которая полностью реальна и никакая не метафора. Дух отвечает также через созерцание, через образное созерцание. И хотя мы, земные существа, никогда не можем узреть Бога без мира и созерцаем лишь мир в Боге, созерцая, мы вечно образуем образ Бога.

Образ - тоже смешение Ты и Оно. В вере и культе он может застывать, превращаясь в объект; но из сущности отношения, которая продолжает жить в нем, образ будет снова и снова становиться присутствием в настоящем. Бог вблизи своих образов, коль скоро человек не отдаляет их от Него. В истинной молитве культ и вера объединяются и очищаются, становясь живым отношением. То, что в религиях жива истинная молитва, есть свидетельство их истинной жизни; коль скоро жива молитва, живы и они. Вырождение религий означает вырождение в них молитвы: сила отношения в них все более убывает, задавленная объектностью, и все труднее изречь Ты всем своим целым нераздельным существом, и в конце концов, дабы не утратить способности к изречению Ты, человек должен покинуть ложную защищенность ради риска Бесконечного; из общности, над которой возвышается лишь купол храма, но свод небесный ее уже не покрывает, он должен уйти в последнее уединение. Приписывать этот порыв "субъективизму" означает проявлять его глубочайшее непонимание: жизнь пред Лицом есть жизнь в Одной Действительности, в единственной истинной "объективности", и человек, покидающий ложную защищенность, хочет в истинно сущем обрести спасение от мнимой, иллюзорной объективности, пока она не разрушила его истину. Субъективизм - это наделение Бога душой, объективизм - превращение его в объект; один - ложное закрепощение, другой - ложное освобождение, и тот и другой суть отклонения от пути действительности и являют собой попытку подмены действительности.

Бог вблизи своих образов, когда человек не отдаляет их от Него. Если же распространяющее движение религии подавляет движение возвращения к Нему и отдаляет образ от Бога, то меркнет лик образа, мертвеют его уста. бессильно поникают руки. Бог уже не знает его и всемирный дом. выстроенный вокруг его алтаря, человеческий космос - рушится. И к происходящему здесь принадлежит также то, что человек в разрушении своей истины не видит более, что же здесь произошло.

Произошел распад слова.

Слово есть в Откровении сущное, в жизни образа действующее, во владычестве умершего становится оно обозначающим.

Такова дорога и обратная дорога вечного и вечно присутствующего слова в истории.

Времена, в которые явлено сущное слово, суть те, в которые возобновляется связь Я с миром: времена, когда правит действующее слово, суть те, в которые сохраняется согласие между Я и миром; времена, когда слово становится обозначающим, суть те, в которые происходит утрата действительности, отчуждение между Я и миром, становление рока - пока не наступит великое потрясение, и дыхание не замрет во мраке, и не воцарится предуготовляющее молчание.