Иван Киреевский - Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Можетъ быть, для того благое Провидѣніе и попустило Русскому народу перейти черезъ невѣжество къ подчиненію иноземной образованности, чтобы въ борьбѣ съ чужими стихіями православное просвѣщеніе овладѣло, наконецъ, всѣмъ умственнымъ развитіемъ современнаго міра, доставшимся ему въ удѣлъ отъ всей прежней умственной жизни человѣчества, и чтобы, обогатившись мірскою мудростію, истина Христіанская тѣмъ полнѣе и торжественнѣе явила свое господство надъ относительными истинами человѣческаго разума. Ибо, не смотря на видимое преобладаніе иноземной образованности, не смотря на тотъ вредъ, который она принесла нравственному характеру народа, поколебавъ въ одномъ классѣ чувство правды, въ другомъ поколебавъ вмѣстѣ и правду, и истину, — не смотря на все зло, ею причиненное, еще остались въ Россіи, еще есть въ ней несомнѣнные залоги возрожденія въ прежнюю православную цѣльность. Эти залоги — живая вѣра народа въ Св. Православную Церковь, память его прежней исторіи и явно уцѣлѣвшіе слѣды прежней внутренней цѣльности его существованія, сохранившіеся въ обычномъ и естественномъ настроеніи его духа, — въ этомъ еще не замолкнувшемъ отголоскѣ прежней его жизни, воспитанной внутри однороднаго общественнаго состава, насквозь проникнутаго православнымъ ученіемъ Церкви. Такъ, разсматривая внимательно и хладнокровно отношеніе Западной философіи къ Русскому просвѣщенію, кажется, безъ самообольщенія можно сказать, что время для полнаго и общаго переворота Русскаго мышленія уже не далеко. Ибо когда мы сообразимъ, какъ неудовлетворительность Западнаго любомудрія требуетъ новаго начала, котораго оно не находитъ во всемъ объемѣ Западнаго просвѣщенія; какъ это высшее начало знанія хранится внутри Православной Церкви; какъ живительно для ума и науки могло быть развитіе мысли, сообразное этому высшему началу; какъ самое богатство современнаго внѣшняго знанія могло бы служить побужденіемъ для этого развитія и его опорою въ разумѣ человѣка; какъ нестѣснительно было бы оно для всего, что есть истинная въ естественныхъ пріобрѣтеніяхъ человѣческаго разума,—какъ живительно для всего, что требуетъ жизни, — какъ удовлетворительно могло бы оно отвѣчать на всѣ вопросы ума и сердца, требующіе и не находящіе себѣ разрѣшенія; — когда мы сообразимъ все это, то намъ не то кажется сомнительнымъ, скоро ли разовьется, но то удивительнымъ, отъ чего до сихъ поръ еще не развилось у насъ это новое самосознаніе ума, такъ настоятельно требуемое всею совокупностью нашей умственной и нравственной образованности. Возможность такого знанія такъ близка къ уму всякаго образованнаго и вѣрующаго человѣка, что, казалось бы, достаточно одной случайной искры мысли, чтобы зажечь огонь неугасимаго стремленія къ этому новому и живительному мышленію, долженствующему согласить вѣру и разумъ, наполнить пустоту, которая раздвояетъ два міра, требующіе соединенія, утвердить въ умѣ человѣка истину духовную видимымъ ея господствомъ надъ истиною естественною, и возвысить истину естественную ея правильнымъ отношеніемъ къ духовной, и связать наконецъ обѣ истины въ одну живую мысль; ибо истина одна, какъ одинъ умъ человѣка, созданный стремиться къ Единому Богу.

Указанія Св. Отцевъ приметъ вѣрующее любомудріе за первыя данныя для своего разумѣнія, тѣмъ болѣе, что указанія эти не могутъ быть отгаданы отвлеченнымъ мышленіемъ. Ибо истины, ими выражаемыя, были добыты ими изъ внутренняго непосредственнаго опыта и передаются намъ, не какъ логическій выводъ, который и нашъ разумъ могъ бы сдѣлать, но какъ извѣстія очевидца о странѣ, въ которой онъ былъ.

Если не на всѣ вопросы ума найдетъ вѣрующая философія готовые отвѣты въ писаніяхъ Св. Отцевъ, то, основываясь на истинахъ, ими выраженныхъ, и на своемъ верховномъ убѣжденіи, она будетъ искать въ совокупности этихъ двухъ указаній прямаго пути къ разумѣнію другихъ предметовъ знанія. И во всякомъ случаѣ способъ мышленія разума вѣрующаго будетъ отличенъ отъ разума, ищущаго убѣжденія или опирающагося на убѣжденіе отвлеченное. Особенность эту, кромѣ твердости коренной истины, будутъ составлять тѣ данныя, которыя разумъ получитъ отъ святыхъ мыслителей, просвѣщенныхъ высшимъ зрѣніемъ, и то стремленіе къ внутренней цѣльности, которое не позволяетъ уму принять истину мертвую за живую, и наконецъ та крайняя совѣстливость, съ которою искренняя вѣра отличаетъ истину вѣчную и Божественную отъ той, которая можетъ быть (добыта) мнѣніемъ человѣка или народа или времени.

Задача: Разработываніе общественнаго самосознанія.

Истинныя убѣжденія благодѣтельны и сильны только въ совокупности своей.

Добрыя силы въ одиночествѣ не ростутъ. Рожь заглохнетъ между сорныхъ травъ.

Распаденіе единства Богопознанія на разнообразныя влеченія къ частнымъ благамъ и на разнорѣчащіе признаки частныхъ истинъ.

Слово должно быть не ящикъ, въ который заключается мысль, но проводникъ, который передаетъ его другимъ; не подвалъ, куда складываются сокровища ума и знанія, но дверь, черезъ которую они выносятся. И странный законъ этихъ сокровищъ: чѣмъ болѣе ихъ выносится, наружу, тѣмъ болѣе ихъ остается въ хранилищѣ. Дающая рука не оскудѣетъ.

Слово, какъ прозрачное тѣло духа, должно соотвѣтствовать всѣмъ его движеніямъ. Потому, оно безпрестанно должно мѣнять свою краску, сообразно безпрестанно измѣняющемуся сцѣпленію и разрѣшенію мыслей. Въ его переливчатомъ смыслѣ должно трепетать и отзываться каждое дыханье ума. Оно должно дышать свободою внутренней жизни. Потому слово, окостенѣлое въ школьныхъ формулахъ, не можетъ выражать духа, какъ трупъ не выражаетъ жизни. Однакожъ, измѣняясь въ оттѣнкахъ своихъ, оно не должно переиначиваться въ внутреннемъ составѣ.

Для одного отвлеченнаго мышленія существенное вообще недоступно. Только существенность можетъ прикасаться существенному. Отвлеченное мышленіе имѣетъ дѣло только съ границами и отношеніями понятій. Законы разума и вещества, которые составляютъ его содержаніе, сами по себѣ не имѣютъ существенности, но являются только совокупностью отношеній. Ибо существеннаго въ мірѣ есть только разумно-свободная личность. Она одна имѣетъ самобытное значеніе. Все остальное имѣетъ значеніе только относительное. Но для раціональнаго мышленія живая личность разлагается на отвлеченные законы саморазвитія, или является произведеніемъ постороннихъ началъ, и въ обоихъ случаяхъ теряетъ свой настоящій смыслъ.

Потому отвлеченное мышленіе, касаясь предметовъ вѣры, по наружности можетъ быть весьма сходно съ ея ученіемъ; но въ сущности имѣетъ совершенно отличное значеніе, именно потому, что въ немъ недостаетъ смысла существенности, который возникаетъ изъ внутренняго развитія смысла цѣльной личности.