Иеромонах НИКОН Беляев - Дневник последнего старца Оптиной пустыни

Сегодня у нас престольный праздник. Хотя он и не главный, но служил о. архимандрит. Все, слава Богу, хорошо.

Прихожу вечером к Батюшке на благословение. Не успел еще и слова сказать, как Батюшка сам начинает говорить:

— Все человечество можно разделить на две части: фарисеи и мытари. Первые погибают, вторые спасаются. Берегите это сознание своей греховности. Что спасло мытаря? Конечно, это сознание своей греховности: "Боже, милостив буди мне грешному". Вот эта молитва, которая прошла уже почти два тысячелетия. Заметьте, мытарь сознает себя грешным, но в то же время надеется на милость Божию. Без надежды нельзя спастись... Господь сказал: "Я пришел спасти не праведных, а грешных". Кто здесь разумеется под праведными? Люди, не сознающие своей греховности, и все-таки грешные. Но также это сказано про бесов. Ту гордыню, в которой они стоят перед Богом, мы себе даже представить не можем. Мы не можем понять, с какой ненавистью относятся они к Богу. Бог противится, а смиренным дает благодать.

Почему не сказано, что Бог противится блудникам, или завистливым, или еще каким-либо, а сказано — именно гордым? Потому, что бесовское это свойство. Гордый становится уже как бы сродни бесу...

Один человек говорит: — Читаю я псалтирь, но ничего не понимаю. Может быть, мне гораздо лучше положить эту книгу на полку.

А старец отвечает: —Нет, не надо. —Почему же? Ведь я ничего не понимаю. — Зато бесы понимают. Они понимают, что там про них говорится, не могут вынести и бегут. Следовательно, чтением Псалтири мы прогоняем от себя бесов..."

Еще Батюшка рассказал про одну девицу, приехавшую сюда с сестрой и матерью, что она одержима бесовской силой и повредилась умом, хотя в ее ум сознание иногда возвращается. Например, тогда, когда она была у Батюшки, то очень просила его, чтобы он ее спас. Батюшка говорит: "Я спасти не могу, спасает один Бог". — "Но через вас же, Батюшка",— сказала она. —Видите,— сказал мне Батюшка,— начинает рассуждать, а в гостинице мать свою бранит всякими скверными словами. Такого там шуму наделала, ругается, кричит, стекла в окнах побила. Некая бесовская сила движет ею.

Прошлый раз Батюшка приказал маме соблюдать пост. Мама с ужасом, если можно так сказать, думала об этом. А теперь, слава Богу, говорит, что ей легко. Мама бывала раньше на целый день больна, когда не пила кофе с молоком.

Сегодня был первый при нас постриг. Постригали трех монастырских, а скитских не было, скитяне только ходили на постриг.

Сейчас от меня ушел Коля. Как мне его жаль. Я даже не знаю, что мне делать. Пришел и говорит: "Скука одолела,"— плачет, а Батюшке ничего не говорит. Я уговаривал его обо всем сказать Батюшке. Мне думается, что он не имеет ни малейшего понятия о монашестве, да и спрашивать с него нельзя этого, потому что он не годится в монахи.

Сегодня память старца о. иеросхимонаха Макария — день его кончины. Вчера за бдением вместо обычного поучения Батюшка немного сказал о старце,— очень хорошо сказал. Между прочим, Батюшка благословил всем прочитать жизнеописание "к сожалению, очень краткое; его жизнь вполне необъятна", или какой-либо том его писем к монахам. А то мы его совсем забыли, т. е. о. Макария.— "Постом, бдением и молитвою небесные дарования приим". Ничем иным нельзя получить их, другого пути нет, но к этому необходимо, как основание всего, смирение. А у о. Макария и было глубокое великое смирение...

Сегодня память св. мучениц Софии, Веры, Надежды и Любови. Теперь в Москве бесятся. Праздник делают попойкой, весельем исключительно плотским. В знакомых мне семьях тоже есть именинницы и, вероятно, как и прежде, тоже идет пир. Наступает вечер, съезжаются гости, говорят друг другу комплименты, пьют, едят и к ночи уезжают каждый в свой дом. Сколько суеты и сколько пустоты. О Боге и о вере редко говорят — это неинтересно, устарело...

Сколько раз мне думалось так: сижу я в храме, особенно Предтечевом и Макарьевском,— мир, тишина кругом, лампадочки теплятся пред святыми иконами; бдение еще не начиналось. Тихо и чинно входит братия, молятся и молча садятся на свои места в ожидании службы. Какая мирная тишина. Как здесь хорошо.

А там, за оградой, суета, пустота, хотя все бегают, о чем-то заботятся, все заняты. Это еще ничего. А может быть, где-то происходят убийства, грабежи, ссоры, насилия, дикие оргии пьянства и проч.

Какое забвение Бога, существования души, загробной жизни. Прежде и я находился в этом круговороте... и жил, и мог жить такой жизнью. А теперь не знаю, как и благодарить Господа — я здесь в тихом скиту... Воистину дивно, как Господь оторвал меня от этого страшного чудовища — мира...

Представляются мне такие две картины: мир со всеми его ужасами и, как полный контраст, эта тихая церковь в полумраке с лампадочками..., и спокойно и радостно на душе. Слава Тебе, Боже...

Говорят, Батюшка заболел. Надо узнать наверное. Некоторые из поучений Батюшки я полагаю, при помощи Божией, записать. На благословении Батюшка делал мне маленькие наставления, поучал нас рассматривать свою жизнь, чтобы видеть, в каком мы устроении, много ли преуспели. Это рассматривание себя, это внимание себе необходимо. И кто этого не делает под предлогом неумения и незнания, тот пусть знает, что преуспеяние, главным образом, заключается в смирении. Преуспели мы в смирении, значит идем вперед. И никто пусть не смеет отговариваться. Смолчать, перенести обиду, простить — так и сделал бы смиренный.

Опять на утрени Батюшка говорил, что должно иметь любовь друг к другу и удаляться празднословия.

— Пророк Давид сказал: "Оскуде преподобный". Почему же оскудел? Потому что "умалишася истина, суетная глагола кийждо", потому что не говорят о душеполезном, а повсюду пустословие, только и говорят о пустяках.

Батюшка сказал, кажется, что настанет такое время, когда будут о пустяках только и говорить.

— Одному иноку было видение. Стоят несколько монахов и празднословят. И видит он, что между ними и кругом их бегают грязные кабаны. Это были бесы. Потом увидал он монахов, говорящих назидающее душу, и между ними стояли светлые ангелы.

Потщимся же, братие, не погублять своих трудов за послушаниями празднословием, а более всего потщимся стяжать смирение. Пророк Давид сказал: "Смирихся и спасе мя Господь". Для спасения достаточно одного смирения. Опять сказано в одном псалме: "Виждь смирение и труд мой и остави вся грехи моя". Так сказал пророк Давид потому, что истинное смирение никогда не бывает без труда.

Я по нерадению забыл, что Батюшка говорил о старцах наших и об о. Льве. Помню только следующее: о. Лев подвергся по клеветам недоброжелателей гонению (он — основатель старчества в Оптиной пустыни), и даже преосв. Николай, увидев его окруженным толпой народа, с упреком сказал ему: "Что же ты делаешь?" — "Пою Богу моему, дондеже есмь".