Андрей Кураев - КАК ОТНОСИТЬСЯ К ИСЛАМУ ПОСЛЕ БЕСЛАНА?

Впрочем, чувствую, что подошел к грани, за которой начинается уже другое неприличие – привычка все той же либеральной прессы при каждом конфликте всю вину перекладывать на «эту страну».

Да, есть в нынешнем всплеске терроризма вина советской революционной пропаганды. Но ведь не все выпускники советской школы подкладывают бомбы и захватывают роддома… Значит, есть и иные источники нашей беды.

Вновь скажу: мне кажутся странными модные ныне призывы ни в коем случае не искать национальных и религиозных корней этих террористов. Странно, а почему мы должны о них забывать? Настала пора серьезно осознать многокультурность Российской Федерации. Россия населена не общечеловеками и даже не просто европейцами. Культуры народов, вовлеченных Российской Империей в общие границы, настолько различны, здесь соседствуют столь различные представления о добре и зле, что порою то, что считается преступлением в понятиях одной культуры, воспринимается другим народом как доблесть.

В культурах и религиях могут быть импульсы, подталкивающие к жестокости или к терроризму. Например, в послевоенные годы часто ставился вопрос, почему в культурнейшей стране Европы, в Германии зародился фашизм? Не означает ли это, что зубы дракона росли через века христианской европейской традиции? Не было ли в христианстве чего-то такого, что учило людей относиться бессострадательно к боли еврейского народа? Этими вопросами и ныне полна европейская пресса. Даже несмотря на то, что во времена фашистской Германии церковь подвергалась гонениям, а гитлеровская верхушка была откровенно языческой – вопрос о христианских корнях антисемитизма считается вполне академическим.

И все же вполне законная и необходимая борьба с антисемитизмом после 45-го года все же не смогла не наступить на все ту же мину двойных стандартов. С одной стороны, в качестве психологической предпосылки, сделавшей Холокост возможным, была названа привычка людей мыслить в категориях общенациональной вины и общенациональной ответственности. Непорядочность какого-нибудь одного Шейлока, (шекспировского «венецианского купца»), переносилась в массовом сознании на еврейский народ в целом. Каждый еврей – даже родившийся спустя тысячелетие после евангельских событий – считался соучастником в бесновании той толпы, что кричала перед дворцом Понтия Пилата: «Распни Его!». Так идея общенациональной солидарности и общенациональной ответственности создавала психологическую почву для гитлеровского варианта «окончательного решения» еврейского вопроса.

Двойной же стандарт сказался в том, что отрицая «круговую поруку» в восприятии еврейской истории, анти-антисемитская пропаганда все же историю самого антисемитизма рисовала предельно широкими мазками. Она отказывалась видеть в антисемитских выходках только отдельные грехи отдельных людей и настаивала на том, чтобы увидеть «семена зла» в самой европейской культуре, и прежде всего – в христианстве.

Так в конце ХХ века в культурологию была перенесена классическая средневековая философская дискуссия – спор между номиналистами и реалистами. Для реалистов реально общее и до некоторой степени призрачно частное бытие. Для номиналистов реально только конкретное индивидуальное существование, а общие, родовые имена (понятия) - это только имена, колебания воздуха, и не более того.

Демократическая пресса предпочла сегодня встать на позицию радикального номинализма: «каждый выбирает для себя» свою бомбу, и это именно и только сознательный выбор одного человека. Посему террориста нельзя рассматривать как носителя наицональной или религиозной культуры. Вопрос о том, были ли какие-то такие особенности его национального и религиозного воспитания, которые облегчили ему именно этот выбор, ставить нельзя (анализ должен быть ограничен фрейдистским рассмотрением детских травм и семейного окружения).

Я же считаю, что в области культурологии нужно быть и номиналистом и реалистом. Либералы считают, что каждый человек сам по себе: если он совершил преступление, то то «общее», к которому преступник принадлежит, не несет никакой ответственности за его преступление. Это частный выбор частного человека.

Да, надо уметь видеть своеобразие каждого отдельного человека, его личную ответственность за то доброе и за то плохое, что он делает.

Но с другой стороны, не стоит забывать, что каждый из нас начинает свой путь не с нуля, не с чистого листа. В каждом человеке есть нечто, что он наследует, а не выбирает. Есть предрассудки, общие для больших групп людей. Это пред-рассудки в самом буквальном смысле. Предрассудок - это то, что мы усвоили раньше, чем начал работать наш личный рассудок, то есть, с молоком матери. Это то, что передано мне моей семьей, школой, культурой в качестве стандарта поведения: «Все мужчины делают это!». Но в разных культурах довольно разные представления о том, какое именно «это» должен делать «настоящий мужчина».

Здравый смысл, обычаи разных культур могут оказаться радикально разными. В библейские времена здравый смысл подсказывал видеть «безумца» в том, кто говорит «нет Бога». В советские времена здравый смысл полагал безумным того, кто вопреки мнению большинства (а главное – вопреки мнению властей) полагал, будто есть в мире сила, высшая, чем Политбюро.

Захватывать женщин в плен – позор с точки зрения одной культуры и доблесть по понятиям культуры другой. Преступники есть в любом народе. Различие народов в том, что поступок, считающийся преступным в одной культуре, считается нормой или доблестью в другой.

Так несут ли культура, нация ответственность за то, что они хранят в качестве своего "здравого смысла", за то, что они передают своим детям в качестве стандарта жизни? Если в национальной культуре есть некие черты, способствующие терроризму, то эту культуру надо менять, выдергивая из нее «зубы дракона».

Начинать можно, например, с языка. Ведется же сегодня в русском языке борьба со словом жид , а в английском языке - со словом негр .

Если семя ненависти не в языке, а в религии – тогда и на нее надо оказывать давление, заставляя ее мутировать (как некогда Петр добился мутации московского православия во что-то среднеевропейское, сделав ему украинскую прививку).

Мы знаем, что даже в советские годы, не говоря уже о современности, в Чечне процветало рабство: и рабовладение и работорговля. Тайно от Москвы, но не втайне от односельчан. Жителям аула было хорошо известно, у кого есть рабы, где они находятся, когда и где они были пленены или куплены [35]. И поэтому все же приходится говорить о групповой солидарности, групповой ответственности.