Александра Давид-Неэль - Посвящения и посвященные в Тибете

Джигджед и слившаяся с ним его фантастическая супруга были не парой ужасающих любовников, а миром форм и миром идей, заполняющих Пустоту и порождающих пустые призраки, непрерывно ею поглощаемые.

Дадул воспринимал бездыханный трепет неисчислимых существ, жертв лихорадки личного существования, жертв борьбы за сохранение того несуществующего «я», которое Джигджед-разрушитель силой забрал у них, чтобы сделать себе ожерелье из их черепов. Эти «я» он возвращал существам при участии его супруги, чтобы потом снова отнять… Так повторяется на протяжении целой вечности.

Вся Вселенная заполнила уединенное жилище Дадула. Круговорот смертей и рождений, жизни, питающей смерть, и смерти, поглощающей жизнь, – вот что созерцал он с каждым съедаемым им куском, с каждой мыслью, рождавшейся в нем, которую тут же вытесняла другая, следующая за первой.

Однажды случилось небольшое землетрясение, которое сбросило несколько камней со стены, закрывавшей вход в жилище отшельника. Во времена, когда Дадул еще был по-детски горяч, он тут же заделал бы брешь; теперь же ему было все равно. Упали и другие камни, и брешь расширилась. Однажды утром обвалилась часть стены, вследствие чего разрушился весь угол наружной стены.

В пещеру ворвались солнечные лучи, неся с собой мягкое тепло, которого Дадул был лишен уже двадцать лет.

Со своей кушетки он увидел цветущую долину, но ее вид совсем не был похож на то, что он видел в прежние времена. Деревья и ветер, стремительные потоки воды, птицы, парящие в воздухе, – все это представилось ему не более чем многочисленными формами всеохватного Ужасающего, вечного созидателя и разрушителя.

Видя его во всем, Дадул больше не испытывал потребности призывать Джигджеда в тень пещеры и пошел напиться воды из реки.

В стороне от стремительного течения в окружении камней была тихая заводь. Дадул подошел к ней поближе. Когда он нагнулся, то в воде увидел свое отражение. Он увидел совершенно незнакомое лицо и, пока он его рассматривал, вспомнил то, о чем совершенно забыл, пребывая в состоянии непрерывного экстаза: он – Дадул, прокаженный.

Однако человек, который серьезно смотрел на него из глубин прозрачного зеркала, не имел никаких следов проказы. Изумленный отшельник сбросил одежду и осмотрел свое обнаженное тело в ярком дневном свете. На его упругой и здоровой коже не было видно ни малейшей язвы. Он чувствовал себя крепким и полным жизни… Симптомы, которые так сильно пугали его, относились к другой болезни, которая прошла сама собой. Он вообще никогда не болел проказой.

Что же теперь ему делать? Вернуться домой и вновь начать жизнь торговца? Эта мысль вызвала у него улыбку: он уже принял другое решение.

Поклонившись в направлении своего уединенного жилища, где он провел двадцать лет после посвящения в ритуал Джигджеда, Дадул развернулся и медленно зашагал прочь по безлюдной пустыне.

Таши Дадул отправился на поиски учителя, который указал бы ему путь к окончательному посвящению, выводящему за пределы царства Ужасающего, за пределы жизни и смерти, к невыразимой нирване.

Дисциплина, основанная на принуждении, превозносимая в Тибете обычными религиозными учителями, никоим образом не в почете у посвященных мистиков. Последние рассматривают глубинное достоинство человека и запас его знаний как единственные элементы, которые следует принимать во внимание на пути к духовному совершенству.

Хотя с социальной точки зрения можно считать полезным подавление человеком проявлений в себе тех своих склонностей, которые несовместимы с благополучием основной части человечества, но такое насилие над собственной природой не может оказать влияния на его спасение.

Какими бы благородными ни были его попытки обуздать в себе склонность к жестокости, ненависти, распущенности или эгоизму, эти тенденции, хотя на какое-то время и подчиняются воле, тем не менее остаются затаившимися в человеке, готовые при первой же возможности вырваться на свободу и проявиться в действиях. Иногда энергия дурных наклонностей даже возрастает в результате того, что для их подавления на них сосредоточивается внимание.

Вдобавок ко всему тибетские мистики считают, что эти силы, отводимые в самые отдаленные уголки сознания или физического организма, пребывают там вовсе не в пассивном состоянии. В некоторых случаях, говорят они, эти силы порождают гораздо более вредные оккультные влияния, чем те, которые были бы вызваны конкретными действиями, последовавшими из естественных склонностей.

Учителя-мистики не отрицают положительные результаты ограничений или подавления. Хотя они и не пользуются западными терминами для обозначения таких вещей, они вполне осознают, что, как любой орган атрофируется при недостаточной его задействованности, так и склонности ослабевают при их непрестанном подавлении. Например, человек, овладевающий своим гневом или подавляющий его проявления, возможно, в конечном счете через продолжительное время сможет сдерживать порывы страсти или даже станет совершенно неспособным к их проявлению.

Но такая неспособность рассматривается тибетскими наставниками как случай, достойный сожаления. Человека, не способного совершить преступление, они считают немощным. Человек должен творить добро, заявляют они, под влиянием возвышенных мотивов. Избегать дурных действий только потому, что ты не способен их совершить – отнюдь не добродетель.

Подобные суждения я слышала как в Китае, так и в Индии. В Индии по этому поводу даже популярен смешной анекдот, претендующий на достоверность. Человек, страстно желавший вести религиозный образ жизни, отправился искать знаменитого саньясина и, встретив, умолял его стать духовным наставником. Саньясин пристально посмотрел на него, а потом внезапно спросил: «А ты умеешь лгать?» – «Нет, – ответил честный собеседник, – я бы никогда не осмелился сказать ложь». – «Тогда пойди и научись, – сказал святой. – Когда же ты будешь способен лгать, возвращайся. Потом я посмотрю, что будет подходящим для твоего обучения с точки зрения духовной жизни». Это было сказано вовсе не в шуточном тоне. В действительности неспособность – это слабость, а не добродетель.

По этой причине метод, который ослабляет или подавляет какие-либо грубые материальные проявления, в то время как чувства, их вызывающие, остаются неуничтоженными, считается бесполезным и даже вредным для духовного роста.

Что считается необходимым, так это что-то вроде преобразования той субстанции, которая составляет ученика. Скрытые в нем силы ни в коем случае не должны быть уничтожены; скорее их следует методично направлять в нужное русло. Начинающий налджорпа должен научиться регулировать или правильно сочетать обнаруживаемые в себе противоречивые склонности с целью достижения желаемых результатов.