Преп. Симеон Новый Богослов - Творения и Гимны

Преподобный Симеон родился в Пафлогонском селении Галате от родителей знатных и богатых. Имя отцу его Василий, а матери Феофания. Из детства обнаруживал он как большия способности, так и нрав кроткий и благоговейный, с любовию к уединению. Когда подрос, родители отослали его в Константинополь к родным, не последним при дворе. Там он отдан был в научение и скоро прошел так–называемые грамматические курсы. Следовало переходить в философские; но он отказался от них, боясь увлечься во что либо непотребное по влиянию товарищества. Дядя, котораго он жил, не приневоливал его, но поспешил ввесть его на служебную дорогу, которая есть сама по себе довольно строгая наука для внимательных. Он представил его царям самобратиям Василию и Константину порфирородным, и те включили его в чин царедворцев.

Но преподобнаго Симеона мало занимало то, что он стал одним от царскаго синклита. На иное устремлялись его желания и к иному лежало его сердце. Еще во время учения он спознался со старцем Симеоном, котораго звали благоговейником, часто бывал у него и во всем пользовался его советами. Тем свободнее, и вместе тем необходимее было делать ему это теперь. Искренним его желанием было поскорее посвятить себя мироотречной жизни; но старец уговаривал его поиметь терпение, ожидая, пока созреет и глубже укоренится сие благое намерение его, потому что он был еще очень молод. Советами же и руководством не оставлял его, подготовляя его постепенно к иночествованию и среди мирской суетности.

Преподобный Симеон и сам по себе не любил поблажать себе, и при обычных трудах самоумерщвления, все свободное время посвящал чтению и молитве. Старец снабжал его книгами, сказывая, на что особенно должно в них обратить внимание. Однажды, вручая ему книгу писаний Марка подвижника, старец указал ему разныя в них изречения, советуя их обдумать повнимательнее и по ним направлять свое поведение. В числе их было и следующее: если желаешь иметь всегда душеспасительное руководство, внимай своей совести и неотложно исполняй, что она будет внушать тебе. Это изречение препод. Симеон принял к сердцу так, как бы оно исходило из уст самого Бога, и положил строго внимать и слушаться совести, веруя, что будучи гласом Божиим в сердце, она внушает всегда одно душеспасительное. С этих пор он весь предался молитве и поучению в Божественных Писаниях, бодрствуя до полуночи и питаясь только хлебом и водою, и их принимая лишь столько, сколько нужно для поддержания жизни. Так более и более углублялся он в себя и в область Божию. В это время сподобился он того благодатнаго просветления, которое сам описывает он в слове о вере, говоря будто о другом некоем юноше. Тут благодать Божия дала ему вкусить полнее сладость жизни по Богу и тем пресекла вкус ко всему земному.

После сего естественно было обнаружиться в нем сильному порыву к оставлению мира. Но старец не судил благом удовлетворить тотчас сему порыву, и убедил его еще и еще потерпеть.

Так прошло шесть лет. Случилось, что ему нужно было отлучиться на родину, и он пришел к старцу принять благословение. Старец хоть и объявил ему, что теперь время бы вступить в монашество, однакож не удерживал его от побывания на родине. Преподобный Симеон дал слово, что как только возвратится, так оставит мир. На дорогу в руководство взял он себе Лествицу св. Иоанна Лествичника. Прибыв на родину, он не увлекался делами житейскими, а продолжал ту же строгую и уединенную жизнь, к чему домашние порядки давали большой простор. Там вблизи была церковь, а подле церкви келлийца и недалеко от нея кладбище. В этой келлийце он затворялся — молился, читал и предавался богомыслию.

В одно время прочитал он в святой Лествице: нечувствие есть омертвение души и смерть ума прежде смерти телесной, — и возревновал навсегда изгнать из души своей эту болезнь нечувствия. С этою целию выходил по ночам на кладбище и там усердно молился, размышляя вместе о смерти и будущем суде, равно и о том, что стали теперь умершие, на гробах которых он молился, умершие, бывшие живыми подобно ему. К этому приложил он пост более строгий и бдение, более длительное и бодренное. Так возгревал он в себе дух жизни по Богу и горение ея держало его постоянно в состоянии сокрушеннаго умиления, недопускавшаго нечувствия. Если случалось, что подходило охлаждение, он спешил на кладбище, плакал и рыдал, бия себя в грудь, и не вставал с места, пока не возвращалось обычное умиленное сокрушение. Плодом этого образа действия было то, что образ смерти и смертности так глубоко напечатлелся в его сознании, что как на себя, так и на других он не иначе смотрел, как на мертвых. От этого никакая красота не пленяла его, и обычные движения плотския замирали при самом появлении своем, будучи пожигаемы огнем сокрушения. Плач сделался пищею для него.

Пришло наконец время возвратиться в Константинополь. Отец просил было его остаться дома, пока проводит его на тот свет; но увидев, куда стремилось пламенное желание сына, с любовию и охотным благословением простился с ним.

Время возвращения в Константинополь было для преподобнаго Симеона временем отречения от мира и вступления в обитель. Старец принял его с отеческими объятиями и представил игумену своей обители Студийской, Петру; но тот обратно отдал его на руки старцу же, сему великому Симеону благоговейнику. Приняв юнаго инока, как залог Божий, старец ввел его в одну небольшую келлийцу, похожую более на гроб, и там начертал ему порядки теснаго и прискорбнаго иноческаго жития. Он говорил ему: смотри, сын мой, если хочешь спастися, ходи в церковь неопустительно, и там стой с благоговейной молитвой, не обращаясь туда и сюда и не заводя ни с кем бесед; не ходи из келлии в келлию; не будь дерзновен, храня ум от блуждания, внимая себе и помышляя о грешности своей, о смерти и суде. — В строгости своей старец соблюдал однакож благоразумную меру, заботясь и о том, чтоб его питомец не имел пристрастия даже к строгим подвигам. Для чего иногда назначал ему послушания тяжелыя и уничижительныя, а иногда легкия и честныя; иногда усиливал его пост и бдение, а иногда заставлял его принимать пищу досыта и спать вдоволь, всячески приучая его к отречению от своей воли и своеличных собою распоряжений.

Преподобный Симеон искренно любил своего старца, чтил его как мудраго отца, и ни в чем ни на волос не отступал от его воли. Он так благоговел к нему, что целовал то место, на котором старец совершал молитву, и так глубоко смирялся пред ним, что не считал себя достойным приступить и прикоснуться к одежде его.

Такого рода жизнь не обходится без особенных искушений, и враг скоро начал строить ему их.