Николай Пестов - Современная практика православного благочестия. Том 2

Прп. Афанасий Афонский в тех случаях, когда узнавал духом, что какому-либо больному иноку его монастыря исцелиться не было воли Божией, совершал всенощное бдение и просил Бога, чтобы Он как Благоутробный упокоил его, избавляя таким образом и больного от мучений, и окружающих от тяжести длительного ухода за больным.

И к утру, когда молящиеся кончали свои молитвы, кончал обычно свою жизнь и больной.

Здесь следует, однако, заметить, что чего бы ни просили молящиеся, им следует заканчивать свою просьбу так, как заканчивал Свою молитву Господь в Гефсиманском саду: «Да будет воля Твоя» (Мф. 26, 42).

Что нам говорить умирающим? На этот вопрос дается ответ в письме к умирающей сестре епископа Феофана Затворника:

«Прощай, сестра. Господь да благословит исход твой и путь твой по твоем исходе.

Ведь ты не умрешь. Тело умрет, а ты перейдешь в живой мир, живая, себя помнящая и весь окружающий мир узнающая.

Там встретят тебя батюшка и матушка, братья и сестры. Поклонись им и наши им передай приветы и попроси попещись о нас. Тебя окружат твои дети со всеми радостными приветами. Там лучше тебе будет, чем здесь. Так не ужасайся, видя приближающуюся смерть: она для тебя — дверь в лучшую жизнь. Ангел хранитель твой примет душу твою и поведет ее путями, какими Бог повелит.

Грехи будут приходить — кайся во всех и будь крепкой веры, что Господь и Спаситель все грехи кающихся грешников изглаждает. Изглаждены и твои, когда покаялась. Эту веру поживее восставь в себе и пребудь с ней неразлучно.

Даруй же тебе, Господи, мирный исход. День-другой — и мы с тобой. Потому не тужи об остающихся. Прощай, Господь с тобой».

«Я всегда молился и молюсь, чтобы Господь дал сестре пожить, пока последние дети станут на ноги.

Но судя по тому, что вы мне сказали, теперь уже надо молиться о мирной кончине. Что же делать? Что судил Бог, тому надо покориться.

Что умирает — ничего необыкновенного нет. Вслед за ней и мы пойдем той же дорогой. Это — общий всех путь. Но все же смерть поражает всех, и ко всем умирающим мы относимся так, как бы они нечаянно умерли.

Вы останетесь оканчивать воспитание и устроение детей, а она отойдет, и там что нужно и можно приготовит для встречи вас. Будьте мужем силы. Скрепите силы и мужайтесь. Ведь сестра-то сама не умрет: тело умирает, а личность умирающей остается. Вот и вы, пока она отойдет, — в тот же мир переходите вниманием.

В теле, лежащем под образами и потом выносимом, ее нет. И в могилу не ее прячут. Она в другом месте. Также жива, как и теперь. В первые часы и дни будет около вас. И только ни поговорить, да и увидеть ее нельзя, но она — тут. Вникните в это. Мы, остающиеся, плачем об отошедших, а им сразу легче: то состояние отрадное.

Те, которые обмирали и потом вводимы были в тело, находили его очень неудобным жилищем. То же самое будет чувствовать и сестра. Ей так лучше, а мы убиваемся, будто с ней беда какая случилась. Она смотрит и, верно, дивится. Я всегда был такого мнения, что по умершим не траур надо надевать, а праздничные наряды.

Ну, останкам почившего надо отдать некий почет, что совершенно справедливо, но зачем у нас к этому телу обращаются, как к живому лицу, — удивляться надо. У Господа нет мертвых — у Него все живы. А мы, насмотревшись на тело — синеватое, глаза впали и т. д., — именно это изображение запечатлеваем, и этот-то обман раздирает сердце. Потом придет в голову мысль: сырая могила… мрачная… увы, бедный, несчастный наш умерший.

А на самом-то деле: он в светлом месте, в состоянии, полном отрады, свободный от всех обязанностей… прелесть как ему хорошо. И все так же жив, как был вчера, накануне смерти. Только ему было хуже, а теперь лучше.

Что его не видно, это не потеря, он бывает тут. Отошедшие быстродвижны, как мысль, они еще ближе становятся нам, чем были здесь, ибо здесь мы часто отделены от любимых пространством, а невидимое бытие сокращает разделение, так что вспомнил лишь об умершем (только сердечной, живой памятью) — он тут и есть.

У отошедших скоро начинается и подвиг перехода через мытарства. Тут нужна сестре помощь. Думайте об этом — и вы услышите вопль: помоги. Вот на что надлежит вам устремить все внимание и всю любовь к ней.

Я думаю, самый действительный показатель любви вашей к усопшей будет то, если вы с минуты отхода души погрузитесь в молитву о ней в новом ее состоянии и новых неожиданных нуждах. Начав так, непрестанно молитесь Богу о помощи ей, особенно в продолжение шести недель, да и далее.

В сказании Феодоры мешок, из которого ангелы брали, чтобы отделываться от злых духов, были молитвы ее старца. То же будут и ваши молитвы. Не забудьте так сделать — вот и любовь. Поскорее и меня известите… и я тоже начну, и дети пусть так делают… А слишком горевать и убиваться — мало имеет смысла.

Иногда слышишь от некоторых верующих пожелание умереть. Какое неразумие!

Наши короткие дни жизни — это бесценное сокровище, которое надо использовать как можно лучше, чтобы в течение этих коротких мгновений (по сравнению с вечностью) «собрать» для «неба» (Мф. 6, 20) как можно больший духовный капитал — запасти побольше духовного «елея» (Лк. 19, 23; Мф. 25, 1-13).

И готовы ли мы к переходу? Хватит ли нам там наших «духовных запасов?» А может быть, мы совсем еще не подготовлены к возвышенным ощущениям жизни духа?

Поэтому надо дорожить каждым днем жизни в теле, а время смерти последнего предоставить Господу.

Положим, кто-нибудь из нас заразил бы палец чумой и узнал бы от врачей, что для спасения своей жизни ему надо продержать свой палец 10 секунд на огне. Неужели не потерпел бы он эти 10 секунд, как бы больно ни было?

А наша жизнь по сравнению с вечностью — не короче ли секунд? Почему же не хотим мы претерпеть в ней немного и провести ее так, как велит Господь, — в беззаветном служении ближним, в молитве, в тщательном соблюдении всех Божиих заповедей, не пренебрегая самой малейшей из них?

Но мы в этом отношении так неразумны и близоруки, что продолжаем вести себя, как самые малые дети.

Вместе с тем мы не можем сказать, что мы не боимся смерти тела. Говоря об обывательском отношении к смерти, о. Иоанн С. пишет: «Что для человека всего ужаснее? Смерть? Да, смерть. Всякий из нас не может без ужаса представить, как ему придется умирать и последний вздох испускать. А как терзаются родители, когда умирают их любезные дети, когда они лежат перед из глазами бездыханными!»

О том же говорит и о. Александр Ельчанинов: