Сергей Фудель - Путь отцов

«Лобызай чистоту, как зеницу ока своего, да будешь храм Божий и дом Ему желанный, ибо без целомудрия невозможно соделаться своим Богу» (преп. Феогност Д III–424).

Не всякий, говорящий Мне: Господи, Господи, войдет в царство небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф. VII, 21).

«Сила и состоятельность молитвы зависят от исполнения заповедей; вследствие чего праведный имеет сильную и много мощную молитву» (св. Максим Исповедник Д III–299). «Познается христианин не от глаголания «Господи, Господи», но от подвига против всякого греха» (св. Тихон Задонский Т–82).

Искоренение душевных страстей не связано с физическими силами человека, а потому остается всегда в силе, например, и для больного. А ведь при молитвенном искании Бога именно эти страсти приобретают особо вредоносную силу, так как ни гордость или тщеславие, ни ненависть или раздражение, ни осуждение или зависть, — совершенно не совместимы с молитвой.

«Если кто, не имея молитвы, — пишет преп. Макарий Великий, принуждает себя к одной только молитве, чтобы иметь ему молитвенную благодать, но не принуждает себя к кротости, смиренномудрию, к любви, к исполнению прочих заповедей Господних… — тот если и приемлет благодать молитвенную, то утрачивает оную по приятии и падает от высокоумия,.. потому что не предает себя от всего произволения исполнению заповедей Господних» (Д I 204, 205).

На первое место из всех душевных страстей преп. Ефрем Сирин (и другие Отцы) ставит три: забвение, леность и неведение «Сими тремя страстями, — говорит он, — омрачаемое око душевное, т. е. ум, подпадает господству прочих страстей» (Д II–370).

Наша рассеянность ума и есть забвение, питаемое леностью.

«Три силы сатаны предшествуют всем грехам, — говорили еще Отцы, — первая забвение, вторая — нерадение, третья — греховное вожделение. От забвения рождается нерадение, от нерадения преступное вожделение. Если ум столько будет трезвен, что воспротивится забвению, то он не впадет в нерадение; если не вознерадит, то и не подчиниться вожделению; если не подчинится вожделению, то никогда не падет, вспомоществуемый благодатью Христовой» (От. — 490).

«Памятью о Христе Иисусе собирай расточенный ум свой» (преп. Филофей Син. Д III–457).

Ум, через молитву, с самой первой ее ступени, должен начинать собирать свои расточенные силы, чтобы войти в новую жизнь.

«Тому, кто погружает мысль свою в здешние заботы, невозможно вдыхать в себя ощущение оного нового мира» (св. Исаак Сирин Д II–687).

Молитва, даже еще в несовершенной или неумелой своей форме, т. е. в начале молитвенного труда, есть уже выход человека из пяти измерений мира человеческих представлений, дел и забот, из мира тленной телесности, в мир измерений иного века. Человеку и страшно от непривычки, и в то же время он знает, что вступил на верный корабль, уносящий его среди ночи на родину.

«Молитва есть преемница наития Духа Святого» (еп. Феофан Д1 214). Вот почему нам и сказано: непрестанно молитесь (1 Фес. V, 17), — это все равно, что сказать: непрестанно стремитесь к Богу. Это для нас труднее всего, так как это существо религии, а не ее периферия, и погрузить всего себя в воды любви Божией, как в неизвестную стихию неумеющим плавать, нам слишком страшно.

«Кто ежедневно принуждает себя пребывать в молитве, тот духовною любовью к Богу воспламеняется к божественной приверженности и пламенному желанию и приемлет благодать духовного осеяющего совершенства» (Макарий Великий Д1 215).

«Когда кто пребудет в собранности ума и в таком его простертии к Богу, тогда, сильным самопринуждением утесняя быстротечность своих мыслей, мысленно приближается он к Богу, встречает неизреченное, внушает будущего века» (св. Григорий Палама Д5 35).

Собранность ума, по учению Отцов, требует большого принуждения и терпеливой настойчивости, а поэтому молитва есть прежде всего труд. Только личный труд, искание сердцем Бога, особенно под руководством истинно духовного отца, а по книги, может надежды и вполне научить молиться.

«Молитва, — пишет св. Исаак Сирин, — требует обучения, чтобы долговременным пребыванием в ней ум упремудрился (молиться как должно). По нестяжании, избавляющем наши помышления от уз, молитва нуждается в долговременном пребывании в ней, ибо от продолжительного пребывания в ней ум приемлет обучение, познает способы отгонять от себя помыслы, научается многим опытом своим тому, чего не может принять от иного» (От. — 334).

Конечно и тут прежде всего необходим научающий страх Божий.

«Сказала авва Серпион: как телохранители царя, предстоя ему, не могут оглядываться ни направо, ни налево, так и человек, предстоя Богу и ощущая страх Его, не может ни на что иное обращать внимание» (От. — 438).

Страх Божий есть страшное ощущение реальности Божественного мира. Вот почему именно он прежде всего другого практически учит вниманию и трезвению — этим составным элементам молитвы.

На почве непонимания того, что царство небесное нудится (Мф. XI, 12) возникает теория «настроений», которых надо якобы ждать для молитвы. В христианстве настроение одно — труд, и вся духовная жизнь основана на духовном труде, более реальному, чем физический. В молитве не «настроение» предшествует, а благодать Божия может, по своему произволению, или предшествовать молитве, или последовать за ней или совсем не обнаружить себя, в зависимости от состояния молящегося или для испытания чистоты и смирения его молитвенного подвига.

«Молитва с самопринуждением и терпением рождает молитву легкую, чистую и сладостную» (бл. Зосима Д III–128).

«Приступающему ко Господу надлежит принуждать себя ко всякому добру: принуждать себя к любви, если кто не имеет любви; принуждать себя к кротости, если не имеет кротости.., принуждать себя к молитве, если не имеет духовной молитвы. В таком случае Бог, видя, что человек столько подвизается и против воли сердца с усилием обуздывает себя, даст ему истинную духовную молитву, даст истинную любовь, истинную кротость» (преп. Макарий Великий Д 1 204).

«Всякая молитва, при которой не утрудится тело, а сердце не придет в сокрушение, признается недозревшим плодом» (св. Исаак Сирин. От. — 309).

Многие, отказываясь от тесноты молитвенной добродетели, не улучают просторности дарований» (св. Григорий Палама Д5 325).

О том, как молились святые, дает понятие такое место Патерика: «Авва Аммон сказал: я препроводил четырнадцать лет в скиту, моля Бога денно–нощно, чтоб Он даровал мне победить гнев» (От. 68).

«Когда молишься, — говорит преп. Нил Синайский, — всеми силами храни память свою, чтобы она не предлагала тебе своего… Память приводит тебе на ум во время молитвы или воображения давних дел, или новые заботы, или лицо оскорбившего тебя». «Очень завидует демон человеку молящемуся, — говорит тот же Отец, — всякие употребляет хитрости, чтобы расстраивать такое намерение его; поэтому не перестает возбуждать посредством памяти помыслы о разных вещах[ и посредством плоти приводит в движение все страсти» (Д II–212).