Иннокентий Херсонский - Великий пост

Что же сделают все прочие? Они сделают то же, что делали прежде, в прошедших годах: окружат себя всякого рода снедями; измыслят новые роды забав и утех, постараются, подобно древним сластолюбцам, везде оставить " знамение веселия " (Прем. 2; 9) своего. Мне кажется, что уже дают слышать себя безумные игры и смех празднующих, уже видятся " человеки яко древие ходящя " (Мк. 8; 24), уже стонут распутия и стогны от бесчиния и наглостей, уже вместе с людьми ликуют невидимо духи злобы, нечистоты и лукавства; что сама смерть уже готовится невольно поглощать жертвы, падающие сами собою во уста ее от своего невоздержания.

Если вас, братие мои, сколько-нибудь трогают подобные мысли и выражения; если вам, как христианам, дорога честь Святой Церкви и собственное спасение душ ваших; если Страшный Суд Божий, ныне представляемый пред очи наши, не есть для вас яко вещь чуждая и вас не касающаяся, то дадим обет теперь же провести наступающую седмицу без тех безрассудств и невоздержаний, с коими она обыкла соединяться у нас, провести ее как уже начало и преддверие Святого поста, а не как верх угождения плоти и страстям нашим. Аминь.

Сими поучительными словами апостола Павла Святая Церковь напутствует нас, братие мои, на поприще Святого и Великого поста. Между прочими побуждениями к покаянию во грехах наших, она указует и на большую удобность к тому для нас в продолжение наступающих святых дней. В самом деле, хотя спасение наше никогда не далеко от нас, но с наступлением Святой Четыредесятницы дело спасения до того приближается к каждому, что, можно сказать, невольно и неотступно требует себе места в душе и сердце. Подлинно, время Великого поста во всех отношениях должно сравнивать с прекрасным днем для веры и благочестия; равно как седмицу, ныне оканчивающуюся, со всех сторон нельзя не уподобить темной, бурной и хладной ночи. Каких дел тьмы не совершается повсюду в продолжение этой седмицы! Сколько душ, волей и неволей, низвергается в пропасть греховную! Сколько людей, коим всю жизнь надобно бывает оплакивать несколько минут нынешнего безумного веселья! Из самых осторожных и бдительных над собою и своими деяниями, не многие могут похвалиться тем, что в течение прошедших дней, они не потерпели никакого ущерба в чистоте сердечной и спокойствии своей совести.

Но, благодарение Господу, " нощь убо прейде, а день приближися "! Нынешний вечер положит конец соблазнам и опасностям душевным: заутра мы проснемся уже в другой стихии и как бы в другом мире. С одним появлением святого поста, все примет новый, лучший вид: и люди, и вещи, и одушевленное и самое бездушное. Как после потопа Ноева, хляби зла заключатся сами собою и явится суша. Есть уже, к чему пристать влаявшимся в море житейских сует и соблазнов! Есть уже, на чем утвердиться самым расслабленным от плотоугодия стопам и коленам! Ибо Церковь не может уступить миру в усердии. Если он, злохитрый, употреблял все средства сводить нас с ума, брать в плен страстей без сражения, то

Святая Церковь еще более найдет способов образумить нас и пленить паки в сладкое послушание веры и любве, яже о Христе. Мы нечисты и осквернены похотями греховными: у престола Благодати, в храмах, заструится множество свежих источников для нашего духовного омовения. Мы покрыты язвами и струпами: у матери нашей Церкви готовы для нас все пластыри и обязания целебные. Мы гладны духом: она учредит такую трапезу, которая могла бы напитать самих Ангелов. При таком обилии средств духовных, самый невнимательный к своей душе принужден будет сознаться и сказать, что ныне, — в продолжение святого поста, — "ближайшее к нам спасение, нежели во все прочие дни; ибо со дня завтрашнего, самый мир с его соблазнами, гонимый видимо и невидимо силою Святого поста и молитв церковных, удалится от нас, сокроется, потеряет силу ослеплять и влечь во ад.

Не будем же, возлюбленные, и мы хладны и невнимательны к своему спасению; воспользуемся драгоценным временем поста для уврачевания душ и сердец наших от яда греховного; дадим матери нашей Святой Церкви действовать над нами во спасение наше, как она знает и может; отвратим очи и сердце от всего, что питало в нас похоть плоти и гордость житейскую; вникнем прилежно в свою жизнь и совесть и поспешим сойти с того пути, который явно ведет в пропасть адскую. Ей, братие мои, сделаем все сие для вечного блага душ наших! Ибо не напрасно Апостол Христов восклицает: яко час уже нам от сна восстати. Время пробудиться всем нам от нечувствия душевного и подумать, где мы и что с нами, куда идем и что ожидает нас. Время уже потому, что нет почти ни одного греха, который не был бы содеян нами в том или другом виде. Какая из способностей наших не употреблена во зло, не унижена и не осквернена страстями? Чем еще будем раздражать Господа и Спасителя нашего? На что пустимся и что еще употребим для вечной погибели нашей? Какому кумиру суеты не кланялись мы до земли стократно? Если посмотреть на нас очами и не пророка, то давно нельзя не сказать, что от ног до главы нет в нас целости. Самая чаша греха, с ее мнимой, скоропреходящей сладостью и с ее действительным смертоносным ядом, уже видимо оскудела для нас. Еще ли будем наполнять ее снова и отравлять ею все существо свое?

Час уже нам от сна востати! Вначале, когда мы были неопытны, еще сколько-нибудь извинительно было гоняться нам, подобно малым детям, за призраками суеты земной, и воображать* что на стропотных распутиях греха ожидают нас одни утехи и радости. Теперь, после стольких горьких опытов, совершенное безумие было бы позволять врагу нашему обманывать нас снова. Ибо что приобрели мы в удалении от Бога? Что доставил нам мир с его многообразной похотью? — Предположений, замыслов, надежд, обещаний была бездна; а на деле оказалось все суета сует. У большей части из нас беззаконная жизнь отняла и то, что имели они от природы и благоприятных обстоятельств; некоторые из грешников, по-видимому, еще высятся и цветут: но как вял и безжизнен этот цвет несчастный, как ощутительно веет от него тлением и пагубой! Снаружи, вокруг сих, так называемых, счастливцев мира, почести, богатство, довольство и утехи; а внутри, — спросите о том их самих, — внутри пусто и хладно, мертво и отвратительно: совесть обличает, сердце тоскует, душа болит, самое тело видимо страдает и просит пощады от яда греховного. И после сего мы еще будем гоняться за нашей тенью, еще будем ловить ветер, еще строить на воздухе, еще пить яд потому только, что он сладок?