Николай Агафонов - Преодоление земного притяжения

Он сидел в своем огромном кабинете какой-то сумрачный. Но узнав о моих результатах, возбужденно вышел из-за стола и, подойдя ко мне, с чувством пожал руку.

— Спасибо, Павел Петрович, я очень этого ждал. Вы — единственный человек, кому я смогу открыть свою душу. Меня очень смущает одно обстоятельство. У меня нет радости от победы над антимиром. Я долго над этим размышлял. И вот до чего дошел. Знаете, Павел Петрович, почему мне так легко досталась эта победа?

— Наверное, потому, — предположил я, — что Вы все хорошо рассчитали, зная психологию и науку управления людьми.

— Нет, дорогой мой Павел Петрович, это лишь потому, что этот мир ненастоящий. Он лишь тень того мира, в котором явился Христос. Здесь не люди, это только призраки, этот мир нереален. Но я понял, что для меня это просто экспериментальная площадка. Я хочу в реальность. Я хочу насладиться настоящей борьбой за светлое будущее настоящих людей. Здесь мне не было почти никакого сопротивления. И знаете, почему? — перешел он на шепот. — Здесь нет Церкви, основанной Христом. С Его последователями я хочу сразиться. Это будет поединок не на жизнь, а на смерть. Если Ваш аппарат готов, то для эксперимента запустим вначале папу с Иосифом. Убедившись, что все удачно, тогда и мы с Вами последуем в Ваш мир.

На следующий день, когда я включил аппарат, Гитлер и Иосиф Яковлевич исчезли бесследно. А вот когда я отправил Адама, то он не исчез, а только замертво свалился на пол. Когда я подошел к нему, то увидел, что он живой, дышит, пульс прослеживается, правда, очень медленный. Я понял, что он жив, но находится в бессознательном состоянии. Я не на шутку испугался, что придет охрана и меня обвинят в покушении на жизнь правителя. Тогда я быстро включил аппарат и вошел в зону его действия. Когда я очнулся, то лежал на больничной койке. Но после того как я стал рассказывать о своих приключениях, то оказался здесь, дорогой Александр Иванович. Никто мне не верит. Вот думаю, может, священник хоть поверит.

Он вопросительно посмотрел на меня. Я весь смешался. Рассказ физика об антимире на меня произвел большое впечатление.

— Трудно мне поверить, Павел Петрович, в реальность всего этого, но то, что Вы поведали нам, не кажется мне абсурдным.

— Ну, что же, и на этом спасибо, — печально заключил Овчинцев.

Я распрощался с Павлом Петровичем, пообещав все обдумать дома и прийти побеседовать с ним еще раз. Прощаясь со мной, он попросил принести ему Евангелие. Я заверил его, что непременно выполню просьбу.

— Ну, что Вы обо всем этом думаете, отец Николай? — спросил меня Александр Иванович, когда мы вернулись в его кабинет.

— Не знаю, что и думать, но во всяком случае убедительность услышанного настолько велика, что я не исключаю того, что дух Антихриста уже гуляет на земле в реальном воплощении. Это, конечно, шутка, — тут же добавил я, — но если честно признаться, то пока и не знаю, что Вам сказать.

— А как Вы думаете, отец Николай, почему, интересно, в его рассказе Гитлер и Иосиф исчезли бесследно?

— Так ведь тела их сожжены: одного — в бункере, другого — в Освенциме.

— Да, действительно, все логично, на бессвязный бред больного воображения никак не похоже, — озадаченно сказал профессор, пожимая мне руку на прощание.

Он проводил меня до самой машины, договорившись со мной, что через недельку я снова приеду к ним в клинику.

Но повстречались мы с ним намного раньше. Через два дня он позвонил мне и с возбуждением в голосе попросил срочно приехать, но не к его клинике, а к военному госпиталю. Встретив меня около входа, он поздоровался и повел сразу в один из корпусов. Когда мы вошли в палату, я увидел на больничных койках трех спящих мужчин с подключенными медицинскими приборами. В одном из них я узнал нашего профессора физика Овчинцева.

— Я, отец Николай, специально привел Вас сюда, чтобы Вы убедились собственными глазами.

— Что же произошло? — воскликнул я.

Александр Иванович поведал мне следующую историю. На другой день после моего визита к ним пришли два сотрудника из ФСБ и увезли Овчинцева. Как потом оказалось, они привезли его в лабораторию, чтобы он показал, как действует аппарат. Вскоре всех троих обнаружили в лаборатории, они находились в коме и их привезли в военный госпиталь.

— Наверное, этот аппарат погружает человека в некий транс с возбуждением головного мозга, вызывающего галлюцинации сонных фантазий, — заключил профессор свои размышления.

Я подумал: интересно, что там, в антимире, делают контр-разведчики и профессор-физик и что сейчас делает дух Антихриста на земле, воплотившись в человека? Господи, — тут же оборвал я свои размышления, — и что только ни полезет в голову после посещения психиатрической больницы.

г. Самара,

ноябрь 2002 — март 2003 гг.

В монастырской трапезной сидят двое иноков и, не торопясь, едят распаренную пшеницу с изюмом и медом, называемую сочивом, потому как сегодня сочельник. Первый инок — иеродиакон Петр, двадцати пяти лет, высокий и дородный телом. Второй — восемнадцатилетний, небольшого роста и худой, послушник Христофор. Монастырская трапезная — это, конечно, очень громко сказано для комнатки в двадцать квадратных метров, с мебелью из старого стола, покрытого дырявой клеенкой, да пары грубо сколоченных самодельных лавок. Едят при свече, электричества в монастыре нет. Электричество было, когда здесь находилась колония для несовершеннолетних, но потом все порастащили. Провода со столбов бомжи сняли и сдали в пункт приема цветных металлов. Теперь попробуй, восстанови. Во вновь переданный монастырь Владыка направил трех насельников (а откуда возьмешь больше?): иеромонаха Савватия, тридцати двух лет, которого назначил наместником, и двух уже упомянутых Петра и Христофора. Сам наместник уехал еще вчера к Владыке на прием, но обещал в сочельник к вечеру вернуться, чтобы ночью отслужить Рождественскую службу. Послушник Христофор весь извелся, ожидая вечерней трапезы. Отсутствием аппетита он не страдал, ел за двоих. Иеродиакон Петр с завистью подтрунивал над Христофором:

— Ну ты, брат, и горазд жрать, и куда только лезет. Да не в коня корм, вон какой худой.

— Что бы ты, Петр, понимал, это у меня обмен веществ хороший, а ты поешь — и на боковую, вот жир у тебя и откладывается.

Петр, не обижаясь, отшучивался:

— За простоту Бог дает полноту. Да если бы ты историю Отечества изучал, то знал бы, что на Руси считалось исстари: кто после обеда не спит, тот не православный.

— Ну-ну, православия в тебе хоть отбавляй, прямо сдоба ортодоксального замеса, — язвил Христофор.

В сочельник Петр в отсутствие наместника исполнился большой важности. И после утреннего правила сообщил, что они есть не будут до первой звезды. Христофор, ожидая появления звезды, через каждый час выходил из кельи и таращился на небо в надежде увидеть желанный сигнал к трапезе. В пять вечера сумерки едва спустились, он, заметив что-то блестящее в небе, бурей ворвался в келью Петра, где тот мирно почивал, памятуя о предстоящей ночной службе, и вытащил полусонного на крыльцо. Петр не сразу понял, что от него хотят. Потом долго тер глаза и пялился в небо.