Николай Агафонов - Преодоление земного притяжения

— Мой друг, врач-хирург Игорь Львович Шульман. А это, — обратился он к Игорю, — наш псаломщик Михаил Юрьевич Иволгин.

— Отец Аркадий, можно Вас на минуточку, у меня конфиденциальный разговор.

Когда отец Аркадий прошел с ним в другую комнату, он вполголоса сердито заговорил:

— Что же Вы, отец Аркадий, жида сюда привезли? Я нарочно, чтоб их не видеть, в глушь с женой и ребенком уехал. А теперь что нам прикажете делать? Прямо искушение какое-то.

— Успокойся, Михаил, во-первых, он мой друг с детских лет, к тому же, крещеный православный человек. Во-вторых, какое это имеет значение, если апостол Павел говорит, что «во Христе нет ни иудея, ни эллина…»

— Разве Вы не знаете, отец Аркадий, мудрую народную поговорку: «Что жид крещеный, что конь леченый». Ну и друзья у Вас, я Вам скажу.

— Родители у него были прекрасные люди, мы дружили семьями, нам никогда в голову не приходила мысль расценивать друзей по национальному признаку. Мать его, кстати, русская. Да что это я оправдываюсь перед Вами?!

— Вот потому-то, отец Аркадий, революция и случилась, и до сих пор они нами правят, что мы о национальных признаках забывали. Я к Вам больше ни ногой, пока он здесь.

При этих словах Иволгин развернулся и быстрым шагом устремился к выходу, чуть не сбив по пути Игоря.

— Что это с ним? — удивился тот.

— Я же предупреждал тебя, что он — ярый антисемит.

— Ну, эту болезнь я не знаю, как лечить, — пожал плечами Игорь.

— Да его, пожалуй, логикой не переубедишь, по всему видно, у него аллергия на твоих соплеменников, — засмеялся отец Аркадий, — давай, Игорь, вечерние молитвы читать и бай-бай.

Михаил действительно сдержал слово и ни разу на неделе не заходил к отцу Аркадию. Тот удивлялся:

— Надо же, какой упрямый, раньше дня не мог прожить, чтобы ко мне не зайти, в шахматы поиграть, а между делом о русской литературе, о поэзии поговорить, он ведь филфак окончил. Стихи сам сочиняет. Только втемяшилось ему в голову, что во всех бедах России виноваты евреи — и точка.

— Ну да, как поет Высоцкий, если в кране нет воды, значит выпили жиды, — улыбнулся Игорь.

На службе в церкви Михаил, читая на клиросе, сердито косился на стоящего в сторонке Игоря, но поделать ничего не мог, не убегать же со службы. Игорь причащался за каждой Божественной литургией. После службы они с отцом Аркадием вычитывали акафист перед иконой Божией Матери, именуемой «Неупиваемая Чаша». В свободное время Игорь колол дрова на зиму и складывал их в поленницу под навесом. Вечерами перед ужином они с отцом Аркадием частенько посиживали за шахматной партией. Лето незаметно закончилось, и началась осень с ее затяжными дождями, носа на улицу не покажешь. Но наших затворников это не пугало, они находили себе занятие и дома. Михаил, у которого вначале было много дел по огороду, теперь, запертый погодой в четырех стенах, заскучал. Наконец он не выдержал и пошел к отцу Аркадию под предлогом вернуть ему книгу, взятую еще в прошлом году. Отец Аркадий с Игорем как раз сидели за шахматной партией.

— Заходите, Михаил, — обрадовался отец Аркадий, — а книгу, пожалуйста, положите на полку. — Перехватив взгляд Михаила, который тот устремил на шахматную доску, тут же добродушно добавил: — Помогите мне, Михаил, а то меня Игорь прямо к стенке припер, не знаю, что и делать.

— Как это не знаешь?! — засмеялся Игорь. — Сдавайся на милость победителя, и все тут.

— Погодите, отец Аркадий, не сдавайтесь, надо подумать, — сказал Михаил с внутренним волнением, которое никак не выдавалось на его внешности.

Он внимательно изучил позиции обоих игроков; действительно, для отца Аркадия ситуация была почти безнадежная. Еще, как нарочно, Игорь сидел и самодовольно улыбался. Нет, решил Михаил, ни за что он не даст сейчас восторжествовать этому потомку Сима. Он весь напрягся, обдумывая возможные комбинации, так что ему показалось, будто мозги у него в голове зашевелились. И когда отец Аркадий было взялся за коня, Михаил воскликнул:

— Постойте, батюшка, давайте пожертвуем ладьей.

Отец Аркадий послушался, и уже дальше Михаил взял всю инициативу в свои руки. С него буквально шел пот ручьем. Но все же он вывел партию на ничью. В данной ситуации это почти равнялось победе.

— Ура! — закричал отец Аркадий, и они обнялись с Михаилом.

— Поздравляю, — сказал Игорь, — Вы, Михаил Юрьевич, просто гроссмейстер, — и протянул ему руку. Тот, несмотря на свое радостно-возбужденное настроение, весь сморщился, но руку подал.

После этой игры лед в отношениях как бы немного подтаял, и Михаил стал заходить в гости и играть с Игорем в шахматы. Во время игры он не отказывал себе в удовольствии порассуждать о перипетиях истории Российского государства, ставя акцент на негативной роли масонства, в то же время наблюдая, как на это реагирует Игорь. Тот старался в споры не вступать, лишь иногда, ссылаясь на свою неосведомленность, делал наивные ремарки. Бывало, что это балансировало на грани ссоры, и в один из вечеров Михаил сорвался после очередного высказывания Игоря:

— Хотя я, Михаил Юрьевич, только наполовину русский, — рассуждал Игорь, — но мне все равно обидно, что кто-то считает русских дураками и простофилями, которых легко обмануть хитрым и коварным масонам. Ведь русский народ дал миру столько гениев, сколько, я думаю, ни один народ в мире.

— Так-то оно так, — соглашался Михаил, — просто мы, русские люди, доверчивы, как дети, потому Бог и любит русский народ.

— Ну, по Вам этого не скажешь, — засмеялся Игорь.

— Вот потому-то меня евреи и не любят, — вспылил Михаил, — что я их насквозь вижу. — При этих словах он ткнул пальцем в сторону Игоря.

— Насквозь только рентген видит, — парировал тот.

— Я и без рентгена вижу. Скажите, что Вам в России делать, если у Вас есть своя Родина?

— Кому — мне? — удивился Игорь. — Да я здесь родился, здесь моя Родина. И родители мои здесь родились, и деды, и прадеды.

— Нет, Ваша родина Израиль, вот и ехали бы туда.

— Не могу согласиться с Вами, Михаил Юрьевич, иудейская культура для меня совершенно чужда. Я воспитан в традициях русской культуры, как, между прочим, и тысячи других евреев. Эта культура для меня — родная. Скажите мне, почему художника Левитана называют русским художником, если он по национальности еврей? Да потому, что он писал в манере русской живописи, и душа у Левитана была русская. Так же, как у армянского еврея Айвазяна, который вошел в историю как русский художник Айвазовский.

— Может, Вы, Игорь Львович, и «Квадрат» Малевича тоже по-считаете русским искусством? — все больше распалялся Михаил.

— Нет, не посчитаю, я вообще это искусством назвать затрудняюсь.

— А я не затрудняюсь назвать это искусством, но только искусством сионистским, а между прочим, Малевич родился и вырос в России, что Вы на это скажете? — торжествовал Михаил.