В. Вейдле - Вечерний день

Прославился роман, прославилась опера и драма. Маргариту Готье играли Дузе и Сара Бернар. Вокруг роли создался ореол, в лучах которого как бы светится и прообраз. И всё же это не тот ореол, что остается навсегда вокруг человеческой личности, воссозданной искусством, перерожденной в творческом огне. Сквозь театральную бутафорию и оперную любовь, похожую на тот искусственный свет, которым освещена была Альфонсина Плесси при жизни, просвечивает она сама: почти обыкновенная, пресеченная чахоткой жизнь женщины, из разряда тех, чье поведение называют легким, — обыкновенная тяжелая человеческая смерть.

Когда возникнул мир цветущий Из равновесья диких сил…

Боратынский.

Король Франциск командовал центром в славной битве при Павии. Памятуя о своей победе под Мариньяном, он с таким увлечением бросился в конную атаку, что помешал стрелять собственной артиллерии. Полководцы императора, молодой Пескара и старый Ланнуа, действовали осторожней и прибегли к остроумному обходному движению, благодаря которому центр королевской армии оказался отрезанным от флангов и вскоре окружон со всех сторон. Шурин короля, герцог Алансонский, командовавший резервной конницей, преждевременно решил, что всё потеряно, и начал отступать, чего потом не мог себе простить, и вскоре умер, как передают, от огорчения. Начальник швейцарской наемной пехоты Иоганн Дисбах пытался заставить своих солдат атаковать врага, но они, точно так же, неправильно истолковали происходящее и в полном порядке, не понеся никаких потерь, упрямо отступали в сторону Милана. Дисбах не снес бесчестия, один бросился в бой и был убит.

Путаница решила исход сражения. Полки, окружавшие короля, бились храбро, но противник обрушился на них всеми своими силами, и они должны были уступить. Увидя, что король попал в западню, из которой его уже нельзя спасти, один из его полководцев, беспечный Бонниве, известный весельчак и покоритель сердец, постоянный участник королевских пиров и забав, похожий на самого Франциска I отчаянной своей отвагой, воскликнул: «Этого пережить я не могу. Надо умереть!». Сняв шлем, он бросился вперед. Искать смертй ему пришлось недолго.

Король, окруженный становившимся всё более тесным кольцом врага, отбивался стойко. Он был легко ранен в ногу и в лицо. Со всех сторон подступали к нему вражеские солдаты, — уже семеро из них пало от его руки. Наконец, конь, раненный под ним, упал и придавил его собою. Еще минута, и, он был бы убит, тем более, что сдаться не пожелал, так как отряд, захвативший его, был подчинен изменнику, коннетаблю Бурбонскому, которому король не считал возможным отдать свою шпагу. Но подоспел Ланнуа. Король уважал знаменитого военачальника. Тот стал на колени перед королем, и он вручил ему свою перчатку. Рыцарские нравы еще не были забыты; битва еще походила на кровопролитный и сумбурный, но всё же торжественный турнир. Побежденному подали коня. Весь в пыли, в поту и в крови, он вскочил в седло и, сопровождаемый Ланнуа, проследовал во вражеский лагерь. Враги смотрели на него с безмолвным восхищением. «Сударыня, — писал он матери вечером того же дня, — я лишился всего, кроме чести и жизни».

Луиза Савойская находилась в то время в Лионе. Через три дня, 28 февраля 1525 года, в полночь, измученный всадник на взмыленном коне постучал в городские ворота и потребовал от коменданта, чтобы его немедленно проводили к регентше. Она уже спала; пришлось ее разбудить. Вестник срывающимся голосом рассказал ей о проигранной битве, о пленении ее сына. Луиза Савойская сумела скрыть горе и тревогу. Она выпрямилась и, обращаясь к окружавшим ее плачущим женщинам и растерянным вельможам, сказала — или не сказала — одно из тех исторических слов, без которых учебники стали бы еще суше и прошлое еще призрачней: «Король в плену, но Франция свободна». Наступали трудные времена.

Император Карл V, властелин полумира, во владениях которого, по формуле, впервые для него придуманной находчивым льстецом, никогда не заходило солнце, имел одно страстное желание, одну мечту, лелеемую с детства: ему хотелось присоединить к бесчисленным своим титулам титул герцога Бургундского, на который он мог предъявить наследственные права. Сказания о славных бургундских предках сызмала запали ему в душу, и дороже всех других его владений и богатств была ему мечта о власти над коренною их землей, которой, при всем его могуществе, ему так и не удалось добиться. Ныне, в качестве выкупа за короля, он, в первую очередь, требовал Бургундию. Франциск готов был согласиться на отказ от своих претензий на Милан, Неаполь и Сицилию, соглашался на очень крупный денежный выкуп, но об отдаче Бургундии и слышать не хотел. «Если император, — говорил он, — будет настаивать на этом, я предпочту остаться на всю жизнь в плену». Шли нескончаемые переговоры. Император писал королю составленные в изысканно дружеском тоне письма, Ланнуа всячески выражал ему свое преклонение, посредники прибегали к хитроумным уговорам, но коронованный пленник оставался непоколебим, и для верности было решено перевезти его в Испанию.

Встречали его в Испании более, чем гостеприимно: почти триумфально. Молва о его мужестве, прямоте, о его высоком чувстве чести, никого не могла так пленить, как именно испанцев, сохранивших верность рыцарскому идеалу средневековой Европы в то время, как в остальных европейских странах давно уже началось его падение. Верхом на своем муле (так полагалось пленникам), в сопровождении почтительного Ланнуа, король проезжал по улицам испанских городов, переполненным праздничной толпою. Тесные ряды разодетых дам и кавалеров стояли шпалерами от самых городских ворот; время от времени они раздвигались, чтобы пропустить к королю нищего или больного: короли Франции еще не потеряли своей славы чудотворных целителей, милосердных к последнему бедняку. В Валенсии, в его честь, были устроены великолепные празднества. Среди жен окрестных вельмож была выбрана самая красивая, чтобы танцовать с ним в первой паре. Рассказывают, что совсем юная девушка в одном из знатнейших испанских семейств, Брильянда дель Инфантадо, едва увидав короля, прониклась к нему внезапной и столь пламенной любовью, что решила навсегда отказаться от замужества и вскоре приняла постриг.

Император был не слишком доволен такой популярностью главного своего соперника в стране, где он сам не был особенно любим. Но, сохраняя полную лойяльность в отношении своего наследственного монарха, испанские гранды не могли отказать себе в удовольствии радушно и восторженно принимать пленного короля. Император потребовал от одного из них оказания такого же гостеприимства коннетаблю Бурбонскому, который должен был в скором времени жениться на сестре императора, но которого презирали в Испании за его измену королю, законному его государю. Испанец принял его со всеми почестями в своем замке, но на следующий же день после его отъезда велел замок срыть и оставить на его месте незастроенный пустырь. Под влиянием такого рода известий, доходивших до него, Карл решил применить к Франциску меры более суровые. В Мадриде его заключили в верхний этаж высокой башни и подвергли бдительному надзору. В продолжавшихся переговорах император настаивал на получении Бургундии, угрожая не согласиться ни на какой иной выкуп. Франциск нашел на это ответ, вполне его достойный: он отрекся от престола. Впрочем, отречение его не было признано ни императором, ни королевой–матерью.