Константин Скурат - Великие учителя церкви

Жил преподобный в конце VI и начале VII веков. Определяют год его кончины — 620-й. Родом он был из окрестностей Аскалона (в Палестине). О своем обучении преподобный рассказывает: "Когда я обучался светским наукам, мне казалось это сначала весьма тягостным, и когда я приходил взять книгу, я был в таком же положении, как человек, идущий прикоснуться к зверю. Когда же я продолжал понуждать себя, Бог помог мне, и прилежание обратилось мне в такой навык, что от усердия к чтению я не замечал, что я ел или что пил" [с. 115]. Теперь он так полюбил книгу, что не расставался с ней: брал с собой даже в постель; просыпаясь, "тотчас вскакивал для того, чтобы продолжать чтение" [с. 115, 116].

Знание опытное святой Дорофей получил от общения с великими старцами, которыми тогда славился Восток. Поступив в киновийный монастырь аввы Серида (близ Газы — в Палестине), он полностью вверил себя в послушание двум старцам — Варсанофию Великому и Иоанну Пророку (назван так за полученный от Бога дар прозорливости). "Я, — вспоминает преподобный Дорофей, — открывал все свои помыслы старцу авве Иоанну и никогда не решался сделать что-либо без его совета. И иногда говорил мне помысл: "Не то же ли самое скажет тебе старец? Зачем ты хочешь беспокоить его?" А я отвечал помыслу: "Анафема тебе и рассуждению твоему, и разуму твоему, и ведению твоему, ибо что ты знаешь, то знаешь от демонов". Итак, я шел вопрошать старца. И случалось иногда, что он отвечал мне то самое, что у меня было на уме. Тогда помысл говорил мне: "Ну что же? Видишь, это то самое, что я говорил тебе: не напрасно ли беспокоил ты старца?" И я отвечал помыслу: "Теперь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого; твое же внушение лукаво, от демонов, и было делом страстного устроения души". Итак, никогда не попускал я себе повиноваться своему помыслу, не вопросив старца" [с. 75].

В монастыре преподобному было назначено послушание принимать странников. Нести это послушание было весьма трудно, так как приходили странники часто — и днем и ночью. "А у меня, — говорит он, — незадолго перед тем была сильная болезнь" [с. 130].

Невзирая на эти трудности, святой нес послушание безукоризненно, безотказно. "И поверьте мне, братия, — смиренно сообщает он, — что я был в великом покое, в полном беспечалии" [с. 75]. Лишь однажды напала на него "великая и нестерпимая скорбь" [с. 76]. Исходила она от демонского коварства. И ее, с Божией помощью, преподобный преодолел. Как сам рассказывает, в эти минуты он особенно усердно просил Бога прийти на помощь. И вдруг, заглянув в церковь, он увидел там некоего мужа, "по виду — епископа, который нес как бы Святые Дары и входил в святой алтарь". Епископ подошел к нему и, прикоснувшись к его груди своими перстами, трижды повторил: Терпя потерпех Господа, и внят ми, и услыша молитву мою: и возведе мя от рова страстей и от брения тины: и постави на камени нозе мои, исправи стопы моя, и вложи во уста моя песнь нову, пение Богу нашему (Пс. 39, 2, 3, 4)". После этого тотчас водворились в его сердце свет и радость. "С того времени, по милости Божией, — заключает святой Авва, — я не ощущал уже, чтобы беспокоили меня скорбь или страх" [с. 76, 77].

Святая жизнь преподобного не могла быть не замечена братией. Именно к нему она пошла раскрывать свою душу. Об этом мельком — опять-таки глубоко смиренно, только с целью объяснения случившегося с некиим братом (исповедавшим одолевавшую его страсть — навык в воровстве), — свидетельствует сам святой Дорофей. "Когда я, — говорит он, — был в общежитии, братия по простоте своей, думаю, исповедовали мне помышления свои, и игумен, с советом старцев, велел мне взять на себя эту заботу" [с. 131, 132]. В это время под руководством преподобного Дорофея преуспевал другой делатель — Досифей — тихий и искусный "во всяком деле, которое исполнял" [с. 10].

После кончины игумена Серида и святого Иоанна Пророка, а также ухода в безмолвие преподобного Варсанофия Великого, святой Дорофей оставил обитель Серида, основал новый монастырь на Востоке (на пути из Газы в Маюм), где и был избран настоятелем. Вероятно, в эти годы и были сказаны его поучения и написаны послания.

Внутреннюю жизнь самого преподобного (как и внешнюю) помогают, в какой-то мере, выявить те же творения — и не только поучения, но и вопросы к духовным наставникам. Смиряя и обвиняя себя, он терпеливо покрывал недостатки ближних и старался любовь их исправить. "Я, — рассуждает преподобный, — никогда не считал себя лучшим брата своего, но всегда ставил брата своего выше себя" [с. 64]. И дальше преподобный рассказывает о своем служении старцу авве Иоанну: "Старец имел обыкновение повторять четыре изречения, и всякий вечер, когда мне надлежало уходить, он всегда говорил мне, сверх всего иного, одно из сих четырех изречений, и начинал так: "Сказал я однажды", — ибо у старца было обыкновение ко всякой речи прибавлять, — "сказал я однажды, брат, — Бог да сохранит любовь; отцы сказали: чрез сохранение совести в отношении к ближнему рождается смиренномудрие". Опять в другой вечер он говорил мне: "…отцы сказали: никогда не должно предпочитать свою волю воле брата своего". Иной раз он опять говорил: "…отцы сказали: бегай от всего человеческого и спасешься". И опять говорил он: "…отцы сказали: друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. 6, 2)". Каждый вечер, когда я уходил, старец всегда давал одно из этих четырех наставлений" [с. 64, 65]. Как воспринимались эти советы старца?.. Они приносили плод во сто крат. "Проведя там девять лет, — исповедует святой Дорофей, — не знаю, сказал ли я кому-нибудь худое слово… И поверьте, я очень помню, как один брат, идя вслед за мной от больницы до самой церкви, поносил меня, а я шел впереди его, не говоря ни слова… И другой… немалое время каждую ночь пускал свою воду над моей головой, так что и самая постель моя бывала омочена ею. Также и некоторые другие из братий приходили ежедневно и вытрясали свои постилки перед моей келией… Однако же я никогда не сказал кому-нибудь из них: не делай этого, или: зачем ты это делаешь? И я не помню, чтобы я когда-либо произнес слово, могущее смутить или оскорбить брата" [с. 65, 66]. А вот как характеризует преподобного неизвестный писатель (вероятно, ученик преподобного) в своем "Послании о сей книге": "В отношении к духовным отцам своим он имел крайнее отречение от вещей и искреннее повиновение по Богу, частое исповедание, точное и неизменное хранение совести и, в особенности, несравненное послушание в разуме, будучи во всем утверждаем верой и усовершаем любовью. В отношении к подвизающейся с ним братии он имел: стыдливость, смирение и приветливость без гордости и дерзости, а более всего — добродушие, простоту, неспорливость… В делах же — усердие и благоразумие, кротость и спокойствие… Относительно вещей, которыми он распоряжался к общей пользе, в нем были: тщательность, опрятность, потребное без пышности… А прежде всего и выше всего были в нем — смирение, радость, долготерпение, целомудрие, любовь к чистоте, внимательность и поучительность" [с. 4, 5] (Ср.: с. 2). Он был постоянно всем все — мудрым и невеждам, старцам и юным, мирским и монахам, женам и мужам, скорбящим и радующимся, властям и подчиненным, рабам и свободным, богатым и нищим, чужим и своим — "и приобрел очень многих" [с. 5].