Жан-Мари Люстиже - Месса

Евхаристическая «память» — это не просто воспоминание в обыденном смысле слова, но сакраментальное действие, посредством которого то, что было совершено в прошлом — раз и навсегда, — нам реально даётся в настоящем времени веры Церкви и открывает нам будущее человечества, призванного однажды «принять» Христа во славе Его.

Евхаристическая молитва называется также Евхаристическим каноном. Греческое слово «канон» означает «правило». И в самом деле, Евхаристическая молитва сформулирована и зафиксирована в таком виде в соответствии с правилами Церкви. Это может удивлять, особенно в наше время. Весь облик современной цивилизации (включая средства массовой информации) приучает нас к спонтанности. Почему бы богослужению тоже не быть таким действом, где царила бы полная импровизация (хотя бы на уровне внешних проявлений)? Чтобы лучше понять, почему оно имеет фиксированную форму, остановимся на самом понятии «фиксированный».

С одной стороны, «фиксированный» можно понимать как «ритуальный». Как мы выяснили в предыдущей главе, Церковь, когда она совершает Евхаристию, повторяет жесты и слова молитвы Самого Иисуса, воспринятые ею из предания, которое восходит к апостолам. А Иисус, когда совершал Вечерю с Двенадцатью, следовал иудейскому ритуалу, который в свою очередь был точно и скрупулёзно кодифицирован. Вот почему в Евхаристической молитве не место импровизации. Некоторые историки придерживаются противоположной точки зрения, основываясь на тексте Иустина Философа, середина II в. (Апология I, 67) [3] Действительно, большинство современных литургистов, специализирующихся на истории Евхаристии первых веков, считает, что Божественная Литургия первых поколений христиан носила импровизированный характер и содержала в себе сравнительно немного неизменяемых, фиксированных текстов, хотя совершалась по определённой схеме и обладала некоторыми постоянными структурными элементами, лёгшими в основу известных нам текстов Литургий, которые начали записываться с III в. В этом литургисты основываются не только на указанном фрагменте из св. мученика Иустина, но и на ряде других данных . — Прим. пер. : «Предстоятель также воссылает молитвы и благодарения, сколько он может». Каким бы ни был точный смысл этого отрывка (кстати, уже в начале III в. «Апостольское предание» Ипполита Римского запечатлело образец молитвы, которая могла бы претендовать на бесспорную ортодоксальность), в нём нет никакого намёка на допустимость совершенно субъективной фантазии или спонтанного творчества.

С другой стороны, «фиксированный» не следует понимать как «одинаковый». С самой глубокой христианской древности литургическая традиция принимала разнообразные формы в соответствии с условиями различных языков и культур. Таковы литургические обряды, сложившиеся в среде семитских народов (особенно в антиохийской традиции), коптский обряд, армянский обряд, греко-византийский обряд (его богослужение переведено на арабский, славянские и другие языки) и латинский обряд… Не будем забывать, что и внутри византийской традиции, как, впрочем, и латинской, существуют разнообразные литургические варианты, зачастую весьма оригинальные.

Это обстоятельство могло бы помочь нам запять менее категоричные позиции и найти более соответствующий тон, когда мы говорим о языках богослужения вообще и о латыни в частности. В самом начале церковной истории не латынь была богослужебным языком, а древнееврейский и греческий, да ещё древние языки Востока (арамейский, сирийский, халдейский и др.) Не следует забывать, что Римская Церковь, прежде чем она перешла на латынь, совершала богослужение по-гречески. И всё это разнообразие литургических традиций представляется бесценным сокровищем в едином наследии Церкви.

У народов Запада во времена Римской империи также существовало разнообразие литургических традиций, о богатствах которых мы и не подозреваем и которые известны лишь специалистам.

Существуют амвросианский обряд, который используется в Милане (мне довелось служить по этому обряду вместе с кардиналом Мартини и многими другими европейскими епископами, и великолепие Вечерни изумило меня и моих собратьев), мозарабский обряд в Испании и другие. Нельзя не упомянуть и некоторые своеобразные обряды во Франции, просуществовавшие вплоть до XIX в. (так, в Орлеане был свой особый чин примирения кающихся грешников, служившийся в Великий Четверг). Свой собственный обряд хранила Лионская Церковь; ещё не изгладились из памяти обряды доминиканцев и картезианцев.

Итак, не нужно думать, что фиксированность, «каноничность» Евхаристических молитв — это требование повиноваться правилу Церкви, автоматически порождающее единообразие. Слава Богу, подобно множеству языков, одновременно сосуществует множество литургических традиций..

Чтобы закончить эту тему, хочу остановиться на одном актуальном моменте. Я имею ввиду энциклику Иоанна Павла II «APOSTOLI in Slavorum», посвящённую святым братьям Кириллу и Мефодию, 1100-летний юбилей которых мы праздновали в 1985 г. Нам очень важно сегодня извлечь урок из этого юбилея. Германские епископы, которые посылали своих миссионеров для свангелизации славянских народов в IX в., твёрдо придерживались того, что допустимы только три богослужебных языка: древнееврейский, греческий и латынь. Их богослужебным языком был латинский, и они хотели распространять его. Византийцы, в свою очередь, были ревнителями греческого. Кирилл и Мефодий, принадлежа к византийской культуре, обладали апостольской интуицией (в этом их поддерживал Папа), подсказывавшей, что нужно перевести Евангелие и богослужебные тексты на язык славян, чтобы эти народы могли молиться на своём родном языке, хотя этот язык и не имел письменности. Однако Кирилл дал ему письменность. Эта попытка предвидения оказалась столь плодотворной, что имя создателя славянской азбуки закрепилось в её названии: кириллическое письмо, или кириллица.

Дать возможность каждому народу земли услышать на своём родном языке о дивных делах Божиих и исповедать единого Господа, единого Духа, единую веру, единое крещение, единую жертву Христову, единого Бога и Отца — это не просто нововведение, подобное решениям Второго Ватиканского Собора, вызвавшим кое у кого сомнения, но безусловная верность древнейшей церковной традиции, коренящейся в событии Пятидесятницы. Возмущаться по поводу этого законного стремления — значит полностью пренебрегать христианской историей и тем, как Бог силою Святого Духа собирает в единое Тело совершенно разные народы. Самобытность каждого из них обогащает общую сокровищницу всей Церкви Христовой.