Игорь Смолич - История Русской Церкви. 1700–1917 гг.

Да, конечно, общество в Московском государстве было чрезвычайно дифференцированным в своих обязанностях перед государством и царем; однако в отношении к Церкви и ее требованиям оно было единым. В таких условиях пастырская деятельность Церкви была сравнительно простой задачей. К сожалению, эта кажущаяся беспроблемность была чревата тяжкими отрицательными последствиями. Церковная иерархия была склонна совершенно не замечать того факта, что за статикой внешне утвердившихся традиций, воспринимавшихся, так сказать, инстинктивно, таилось множество проблем религиозно–нравственного характера, которые все еще не имели удовлетворительного решения. Это вело к тому, что оказывались в небрежении или вовсе снимались с повестки дня вопросы безотлагательные, такие, как школьный вопрос. Взгляд на традиционные религиозно–этические нормы был оптимистическим, даже с долей гордости, чему найдем немало свидетельств, например, в такой яркой личности XVII в., как протопоп Аввакум. Это обстоятельство сыграло важную роль в истории возникновения старообрядческого движения.

Главной ценностью представлялся литургический характер русского православия, казавшийся незыблемым и вековечным. Этот своеобразный характер сохранился и в синодальное время, когда во многих слоях общества уже давали о себе знать признаки распадения прежних устоев. Здесь же следует искать и причины тех противоречий, которые во 2–й половине XVII в. привели к расколу. Последователи раскола в течение всего синодального периода ревностно сохраняли главнейшие элементы старомосковской традиции. Однако распад церковного единства ни в коем случае не означал, что те, кто остался с Церковью, не пожелав уйти в раскол, были готовы пожертвовать этим литургическим характером своей веры. Напротив, можно утверждать, что наличие раскола как раз укрепило литургический характер и самой Церкви, сделав почти невозможными всякие дальнейшие улучшения (например, в богослужении), хотя они и были очень желательны. И все же в течение двух последующих столетий раскол тяжким бременем тяготел над жизнью Церкви, которая вскоре после его возникновения подверглась новому жестокому потрясению [20] Об этом подробнее ниже во 2 томе, а также: Smolitsch. Гл. 11 и Флоровский. Пути. С. 63–67; Карташов А. Смысл старообрядчества, в: Сборник в честь П. Б. Струве. Прага, 1925. .

Реформы Петра I, нанеся удар по традиционным представлениям в целом, тем самым поразили и Церковь. Все преобразования царя были проникнуты духом секуляризации, который поколебал всю совокупность привычных норм народной жизни. С особой остротой выступила противоположность между старомосковским консерватизмом и секуляризирующей европеизацией. Для той части русского общества, которая добровольно или по принуждению приняла европеизацию, старые традиционные порядки, коренившиеся в церковном мировоззрении, очень скоро стали значить не больше, чем пережитки преодоленного прошлого. Другая же часть народа пыталась сохранить свои традиции и в новых жизненных условиях. С каждым десятилетием все резче обозначались последствия европеизации, углублялось духовное разделение народа и отсутствие взаимопонимания между двумя его частями. Следует принять во внимание и предпринятую Петром реорганизацию общества на основе новых сословий, каждое из которых особым образом подвергалось воздействию европейских взглядов и понятий. При Екатерине II процесс правового и социального расчленения народа на отдельные сословия был окончательно завершен. При этом темпы и степень фактической европеизации для каждого из сословий могли быть разными. Говоря о мировоззрении, важно знать, находили ли и в какой мере находили себе признание новые взгляды и насколько они определяли внешнее поведение людей и их внутреннюю позицию. Здесь обнаруживал себя радикализм и максимализм русского характера: столь же фанатично, как старообрядцы отстаивали «старую веру», другая часть русского общества отрекалась от своего прошлого, безоговорочно следуя новым западным образцам. Влияние последних ощущалось в Москве уже в XVII в. Однако в то время еще в полной мере сохраняли силу религиозно–церковные критерии, в соответствии с которыми оценивались эти новшества, теперь же они были утрачены [21] К вопросу о западных влияниях см.: Ключевский. Курс русской истории. Гл. 53; Милюков. Очерки. .[

]Различное правовое положение изолированных друг от друга сословий, прежде всего неравномерное и несправедливое распределение между ними государственного бремени, к примеру налогов и воинской обязанности, с каждым десятилетием все менее соответствовало древнерусским нравственным представлениям о справедливости, «правде». Русской Церкви не хватило мужества обратить внимание правительства на эти факты. Со времени Петра I было окончательно утрачено право митрополитов или патриархов высказывать царю свои предостережения и тревоги, право печалования, что являлось важным фактором в отношениях между Церковью и царем в старомосковский период. Государство действовало теперь по воле абсолютного самодержца — императора, и Церковь помогала ему в этом, безоговорочно перенеся свою поддержку церковно–укорененного московского самодержавия на самодержавие петербургских императоров, которые в глазах Церкви оставались носителями царского звания. То, что основы старой и новой форм правления были различны, при этом не учитывалось.

Социальная структура Московской Руси включала в себя три главных сословия: служилых людей, посадских людей и крестьян. По своему мировоззрению эти сословия составляли единство, сохраняя целостность народа, так как их положение по отношению к государственной власти и друг к другу были определены их обязанностями [22] По вопросу о социальных отношениях до петровских реформ можно указать на интересную статью И. И. Дитятина «Когда и почему возникла рознь в России между командующими классами и народом», в: Русс. м. 1881. № 11; 1882. № 3. . Если царь осознавал и публично провозглашал свое отношение к «вверенному ему Богом православному народу» как долг, то и сословия рассматривали свое отношение к государственной власти с той же точки зрения. Собственно говоря, речь шла не столько об отношении к абстрактной государственной власти, сколько к личности самого царя. Лишь Петр I выдвинул на первый план понятие государства как такового и идею государственной службы. В дальнейшем будет показано, что и церковная реформа Петра шла в том же русле. Отныне и Церковь была обязана к государственной службе. В этом в сущности и заключался смысл включения ее коллегиальной верхушки — Святейшего Синода — в государственный аппарат управления. Церковь, служившая до тех пор Царству Небесному, должна была, по мысли Петра, служить теперь также и царству земному. Спасение души — вот к чему стремился русский человек. Все земное было для него преходящим, относительным, не имело ценности и в лучшем случае представлялось ступенью к небесам. Петр под влиянием западных идей придавал земному самостоятельную ценность, которая была неизвестна Московской Руси. Церковь должна была строить это земное, воспитывая хороших граждан или, точнее, — хороших подданных царя. Церковь являлась в некотором роде внутренней стороной общественного строя, именно на нее возлагалась задача создания человека, ориентированного на интересы государства. Церковь должна была позаботиться о том, чтобы русский народ добровольно подчинился новым требованиям. Проводя свои реформы, Петр хотел, чтобы народ видел в нем, как и в прежних государях, исполнителя воли Божией, отвечающего за свои действия перед Богом.