Протоиерей Александр - ХРИСТОС И ЦЕРКОВЬ В НОВОМ ЗАВЕТЕ

8Потом выпустил от себя голубя, чтобы видеть, сошла ли вода с лица земли, 9но голубь не нашел места покоя для ног своих и возвратился к нему в ковчег, ибо вода была еще на поверхности всей земли; и он простер руку свою, и взял его, и принял к себе в ковчег. 10И помедлил еще семь дней других и опять выпустил голубя из ковчега. 11Голубь возвратился к нему в вечернее время, и вот, свежий масличный лист во рту у него, и Ной узнал, что вода сошла с земли. 12Он помедлил еще семь дней других и [опять] выпустил голубя; и он уже не возвратился к нему Быт. 8, 8-12).

Третье возможное прочтение: в Священных книгах Ветхого Завета народ Божий Израиль сравнивается с голубем. Таким образом, сошествие Духа на Иисуса начинает новый народ Божий:

Встрепенутся из Египта, как птицы, и из земли Ассирийской, как голуби, и вселю их в домы их, говорит Господь (Ос. 11, 11).

Мать! Обними сыновей твоих, воспитывай их с радостью, как голубица укрепляй ноги их — ибо Я избрал тебя!, говорит Господь (3 Езд. 2, 15).

Из всех сотворенных птиц Ты наименовал Себе одну голубицу, и из всех сотворенных скотов Ты избрал Себе одну овцу (3 Езд. 5, 26).

Наконец, «голубь», «голубка» — термины любовной лексики, например, в Песн., которая толкуется как аллегория Завета Бога с народом:

Голубица моя в ущелье скалы под кровом утеса! покажи мне лице твое, дай мне услышать голос твой, потому что голос твой сладок и лице твое приятно (Песн. 2, 14).

Я сплю, а сердце мое бодрствует; вот, голос моего возлюбленного, который стучится: отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя!.. (Песн. 5, 2).

Возвращаясь к Богоявлению на Иордане, стоит отметить, что голубь есть символ явления Св. Духа только в связи с событием на Иордане (ср. «как голубя» — ст. 10; въ ви1де голубинэ), а не воплощение Духа в теле голубя [670]. Так, в день Пятидесятницы Св. Дух почил на апостолах в виде «языков, как бы огненных» (Деян. 2, 3).

Не менее строго в соответствии с библейской традицией описано участие Бога-Отца. Он присутствует здесь исключительно голосом (гласом). Таково одно из самых пронзительных требований, проходящее красной нитью через весь Ветхий Завет — принципиальная невозможность увидеть и изобразить Бога (ср. Ин. 1, 18; 1 Ин. 4, 12). Слово (глас) — единственная форма общения с Ним:

12 Иговорил Господь к вам [на горе] из среды огня; глас слов [Его] вы слышали, но образа не видели, а только глас... 15Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на [горе] Хориве из среды огня (Втор. 4, 12. 15).

Что же возвещает Родителев глас? Здесь тоже целая серия аллюзий, связаных с ветхозаветными писаниями. Они указуют основные аспекты дела Иисуса.

Сын Мой . Здесь, во-первых, Пс. 2 — псалом воцарения [671]:

6Я помазал Царя Моего над Сионом, святою горою Моею; 7возвещу определение: Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя (Пс. 2, 6-7).

Крещение Иисуса есть Его помазание (Святым Духом) Богом-Отцом на ту миссию, которая и делает Его Христом (Мессией, Помазанником).

Возлюбленный . Единственное место в Ветхом Завете, где слово «сын» соотнесено с «возлюбленный», — это история жертвоприношения Исаака:

Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе (Быт. 22, 2; ср. стт. 12. 16).

Таким образом, уже здесь прикровенно присутствует указание на будущую Крестную жертву.

В котором Мое благоволение — e)n soi\ eu)do/khsa, букв. «в Тебе Я обрел удовольствие» [672].

На ближайшем предшествующем плане — одна из песней о страдающем Отроке Господнем (Рабе YHWH) [673], к которым восходит Иисусово понимание мессианства (см. § 16. 3):

Вот, Отрок Мой, Которого Я держу за руку, избранный Мой, к которому благоволит душа Моя. Положу Дух [674]Мой на Него, и возвестит народам суд (Ис. 42, 1; ср. также Ис. 62, 4) [675].

Впечатление такое, что смысл самых разнообразных древних богодухновенных Писаний (от Бытия до пророков) зарезервирован для Иисуса [676]. И Он поставляется, помазуется на мессианство, чтобы быть принесенным в жертву, как Исаак.

Каким бы минимальным ни было представительство Ветхого Завета в Мк. (по сравнению с Мф., Лк. и Ин.) — а для римлян и вообще язычников, к которым обращено Мк., связь с Ветхим Заветом кажется не такой актуальной, как для иудео-христиан, — следует признать, что без Ветхого Завета явление Христа и Его проповедь были бы просто невозможны и непонятны. Ветхий Завет — это некая система координат, в которой только и можно оценить масштаб явления Сына Божия в мир, это язык, прояснивший смысл целого ряда «установочных» понятий (например, что Бога нельзя увидеть и т. п.), с помощью которых человек может адекватно понимать Бога и общаться с Ним. Присутствие Ветхого Завета именно в Мк. показывает, какую важную и необходимую приготовительную роль он играет.

В иудейской среде споры были привычной, общепринятой и излюбленной формой постижения смысла той или иной заповеди Закона (см. § 5. 1). В Мк. 2, 1 — 3, 6 представлена целая серия эпизодов, в которых то или иное деяние Иисуса (не обязательно чудо) вызывает у очевидцев недоумение. Так рождается ситуация спора.

«Споры были общепринятым среди раввинов времен Иисуса способом выявления взглядов. Обычно при этом делался какой-то вызывающий жест, действие или слово, как провокация. Затем оппонент говорит: «А разве ты не знаеешь, что..?» Или: «А не сказано ли в Писании..?» После этого утверждается какая-то новая истина, по отношению к которой слушатели, свидетели должны сделать свой выбор» [677].

Но в случае с Иисусом спор приводит к тому, что в Нем приходится признать не просто учителя — толкующего, хотя и по-новому, но в рамках существующей иудейской традиции. Все гораздо серьезнее — Его понимание религиозной жизни выходит за эти рамки и воспринимается не иначе, как кощунство (богохульство), за которое полагается самая суровая мера наказания. Для Самого же Иисуса это не только не богохульство и даже не выход за рамки традиции, а, наоборот, возврат к изначальному смыслу. Изначальный же, здравый смысл всех заповедей — благо человека. Отсюда:

Суббота для человека, а не человек для субботы (Мк. 2, 27).

В § 11. 3 говорилось о том, что ни один из евангельских рассказов о чудесах Христовых не преследует примитивной цели — простого желания удивить читателя. Эти рассказы всегда имеют знаковый смысл, т. е. смысл знамений, выявляющих и показывающих нечто существенное об Иисусе (кто Он такой?). Ради этого рассказ о том или ином чуде, как правило, в какой-то момент приостанавливается или отклоняется, чтобы возникла ситуация, например, спора, как в случае с исцелением расслабленного в Мк. 2, 1-12. Здесь подобное отклонение содержат стихи 5 б -11 а . Без них рассказ не потерял бы своей сюжетной цельности. Однако при этом был бы потерян тот смысл, ради которого он приводится: