Α. Спасский - Α. Спасский История догматических движений в эпоху Вселенских соборов

Съ другой стороны и значение обсуждаемаго факта не должно быть преувеличиваемо. При всемъ формальномъ сходстве между неоплатонизмомъ и христианствомъ, въ ихъ конечныхъ итогахъ, въ самомъ существе ихъ учения обнаруживается громадная разница. Мы уже излагали учение Плотина о Единомъ. Единое выше ума и мысли; никакие психические и логические процессы неприложимы къ нему; оно не имеетъ ни воли, ни добродетели, ни самосознания и выше всего этого. Сопоставляя съ этимъ воззрениемъ Плотина на Единое христианское учение о Боге, не трудно видеть всю разделяющую имъ пропасть. Какъ бы далеко не заходили церковные писатели въ абстрагировании понятия о существе Божиемъ, сколь бы недоступнымъ человеческому познанию и неопределимымъ они его не считали, — они всегда признавали, что Божеству всецело присуще самосознание и самоопределение, всеведение и всемогущество. Три ипостаси, въ которыхъ проявляется Божественная сущность, — Отецъ, Сынъ и Св. Духъ, — суть три самосознательные, разумные и самостоятельные Лица, — вотъ основной тезисъ христианскаго воззрения на Троицу, резко отделяющий его отъ метафизической триады неоплатонизма. И если Плотинъ склоненъ былъ приписать мировой душе личное бытие, то, по мысли его, оно является лишь результатомъ низшаго положения души въ триаде, приближающей ее къ чувственному миру. Таже черта наблюдается и въ богословскихъ системахъ первыхъ трехъ вековъ. Абстрактное стоическое (Тертуллианъ, модалисты, Савеллий) и аристотелевское (Павелъ самосатский и лукианисты) Божество у нихъ является личностью, наделенною всеми абсолютными свойствами. Въ этомъ отношенш и самый фактъ влияния эллинской философии на церковную догматику получаетъ совершенно новый смыслъ. Онъ былъ не превращениемъ христианства въ эллинизмъ, а наоборотъ: обращениемъ эллинизма въ христианство. Метафизическия идеи философии, пересаживаемыя въ христианскую церковь, здесъ перерождались и получали другой высший и духовный смыслъ и, какъ въ другихъ областяхъ жизни, такъ и здесь, въ сфере философии, христианская религия извлекла все свежие соки, преобразовала ихъ сообразно своему собственному духу, и усвоила себе, какъ принадлежащую себе собственность. Падение эллинской философии, последовавшее такъ быстро после Плотина и Порфирия объясняется не столько общимъ упадкомъ философскаго гения эллинизма, сколько именно темъ опустошениемъ, какое произвело въ немъ христианство, отнявъ у него лучшие элементы.

При всемъ томъ, основной пунктъ христианской религии, — непоколебимая вера въ то, что Логосъ Божий, адекватное откровение Божества (Оригенъ и Афанасий) или Сынъ Божий, вторая ипостась Св. Троицы (у каппадокийцевъ) въ определенный моментъ истории человечества сошелъ на землю, сделался человекомъ, открывъ людямъ тайны царства Божия, основалъ свою церковь на земле, пострадалъ за грехи рода человеческаго, победивъ смерть и воскресъ изъ мертвыхъ, открывъ людямъ путь къ богоуподоблению и обожествлению не только по душе, но и по телу, — этотъ пунктъ, лежавший въ качестве внутренняя мотива въ основе всехъ тринитарныхъ движений, составлялъ исключительную особенность христианскаго вероучения, совсемъ недоступную понятиямъ даже самыхъ возвышенныхъ и лучшихъ людей эллинизма. И при всемъ сходстве между нравственнымъ учениемъ неоплатонизма и христианства, этотъ пунктъ вноси ль коренное различие въ самое поле нравственнаго миросозерцания, заменяя пессимизмъ, невольно просвечивавший въ неоплатонизме, возвышеннымъ и духовнымъ оптимизмомъ. Самодовольное, абстрактное единство Плотина ни въ чемъ и ни въ комъ не нуждается, и если ему можетъ быть приписана любовь, то объектомъ этой любви является только оно само. Христианский–же Богъ—есть Богъ любви, желающий все соединить въ Себя въ единстве любви, и высочайшимъ доказательствомъ этой любви является Его откровение въ мире въ Лице Христа и совершенномъ Имъ спасении. «Богъ есть любовь, — возглашаетъ св. Иоаннъ, — любовь Божия открылась намъ въ томъ, что Богъ послалъ въ миръ единороднаго Сына Своего, чтобы мы получили жизнь чрезъ Него; въ томъ любовь, что не мы возлюбили Бога, но Онъ возлюбилъ насъ и послалъ Сына Своего въ умилостивление за грехи наши (1 Иоан. IV, 9, 10)».