Никифор Константинопольский - Сочинения

Но так как по соизволению и по попущению Божию я подклонил себя под иго Его и принял эту должность и служение вопреки своему желанно, даже некоторым образом по принуждению, то расскажу обстоятельства моей прежней жизни и до какого положения дошли они, о чем знают почти все здешние. У каждого — свое занятие и дело, малое или большое, на какое всякий сам должен определить себя, по собственной своей воле и по собственному избранию себе деятельности. И так как многообразны у людей взгляды и намерения, различны нравы и несходны обычаи, то и выборы образа жизни весьма и весьма различаются и доходят до бесконечного разнообразия и многообразия. Одни решаются подъять горькую и скитальческую жизнь ремесленников; другие занимаются земледельческим трудом; некоторым достается в удел погоня за наживой и обогащением посредством торговли или страсть к путешествиям и опасностям в мореплавании; иные же, чтобы не говорить отдельно о каждом, отдаются другим разным занятиям. Но есть и другие, немногие и избранные, кто, возлюбив жизнь, исполненную подвижничества и любомудрия, очищают души свои и тела и этим путем удостаиваются приближения к Богу и стремятся к участи небесной и блаженной; или, украшаясь изучением наивысших наук и искусств и отличаясь высокою нравственностью, обращают души свои в жилище муз; и, наконец (тот или другой род жизни выбирается), как каждому приятно или желательно и куда направляют его природные склонности.

Обстоятельства моей жизни следующие. Едва я миновал юность и успел достигнуть возмужалости, как оказался в царском дворце и получил должность, и притом не какую–нибудь незначительную и ничтожную, а отправляемую рукою и пером, ибо я сделался царским писцом (нотарием), каковых мы обыкновенно называем на латинском языке: «a secretus». Прослужив в ней некоторое время, связанный человеческими делами и придя к сознанию непостоянства сей жизни, я начал размышлять и возбуждать в себе мысли о том, как трудно и неудобно занятым такою службою отдаваться предметам высочайшим, особенно если кто не окажется лишенным наилучшей надежды. И я стал считать одно ребяческим, а другое важным — с первым начал прощаться, а ко второму, по мере сил, стремиться — и полагал, что лучше видеть себя преуспевающим в этом, чем оказаться блистающим в том. И как и я сам себе законополагаю касательно себя, так и славнейший из пророков наставлял, что все в сем мире суета сует и какое изобилие человеку во всем труде его, имже трудится под солнцем (Еккл 1, 2–3), сказал другой мудрец — преходит образ мира сего (1 Кор 7, 31), возвещал сосуд богоизбранный. Зная, что и другие священные писания возвещают подобное этому, и вместе с тем принимая во внимание изречение, которое мы узнали от одного из прославленных внешних (языческих) философов: «Лучше вести простую жизнь, чем обладать величайшею властью, если не имеешь совершить ничего достойного», — я презрел настоящую славу, как исчезающую подобно театральной сцене.

Тогда я немедленно же обратился к исследованию самого себя, и посему, с помощью Божией, отказался от этой должности, удалился из царского дворца и от городского шума и поселился на вершине одной отдаленной приморской горы, утесистой и едва доступной. Таким образом, я удалился от столицы на несколько стадий около Пропонтиды и здесь старался устроить свою жизнь, как мог, предаваясь уединению, ибо к нему–то я больше всего и стремился, и мною обладала столь сильная любовь к уединению и спокойствию, что я решил встретить конец жизни не в другом каком месте, но здесь. Но ведь невозможно, чтобы все происходило согласно нашим намерениям, и бывают случаи, где господствует необходимость и где предприятия получают тот исход, коего хочет Бог. Это именно и случилось со мной. Я не достиг того, что предполагал. Не знаю, для каких целей (кои ведает Соизволивший и Попустивший это Бог) я был отторгнут от любезного мне уединения и приведен снова в царский дворец, свидетель в этом Бог, определением и решением занимавших тогда царский трон[ [91]], общего церковного священного собрания и сената. Вот они–то (так как в то время уже переменил жизнь предстоятель столицы[ [92]], как человек, заплативший долг человеческий) с непоколебимою и неумолимою властью и возвели меня на священный сей трон, хотя я сильно не желал и отказывался, так что дело сие было устроено скорее принуждением, чем по согласию.

Итак, поскольку я подъял иго сие против желания и принял на себя заботы о душах недостойно — не так, как подобает любви, то я боялся прежде всего разнообразных и хитросплетенных козней изобретателя зла и нападения злых и невидимых духов, чтобы они, застав меня беззащитным и не вооруженным доспехами добродетели (ибо они знали меня как человека еще неопытного в духовном и божественном, или видели меня упражняющимся и подвизающимся в борьбе с ними) и нанося раны стрелами греха, не начали разгонять богоизбранное стадо Церкви и приводить в беспорядок ее благоустроенные ряды, издеваясь над поражением невежественного и неискусного военачальника. А потом, увидав неприязненность начальства и враждебность ненавистников, я стал замечать коварство и злокозненность тех, кто весьма старательно следит за нашими делами, хорошо или нет обстоящими. Не видя в своих глазах бревен и не желая очищать с них гной, но усердно занимаясь чужими сучками, они ради дел совершенно ничтожных, пустых, не стоящих никакого внимания, нет честиво вооружают свои языки против предстоятелей и отовсюду нападают жестоко и в высшей степени несправедливо.

Но приняв на себя такой подвиг, к какому помощнику и защитнику прибегну, как не к попустившему сие Богу? У Него прошу сил и помощи — чтобы Он воззрел милосердным и благосклонным оком на смирение мое, поддержал меня десницей Своей и руководил по воле Своей и ко спасительному управлению вверенных мне. И если Он медлит (явить помощь) в настоящих трудных и скорбных обстоятельствах, то или по нашему недостоинству и ведя нас к совершенству, или же для обнаружения злокозненности и неприязненности тех (наших врагов) в отношении к нам, так чтобы не таилась хитро скрываемая в душе злоба их, но вышла наружу и сокровенное стало явным.

Если брат от брата помогаем, яко град тверд (пребывает) и напоминает нам, по словам Соломона, основаное царство (Притч 18, 19), то я призываю на помощь молитвы многих других, а более всех я прибегаю к священным молитвам и предстательству перед Богом вашего наиболее желанного о Духе и священного братства, ибо они (молитвы) приносят нам величайшую пользу и помощь и как бы приближают нас к Богу, когда возносятся они вами к небесному и мысленному жертвеннику, во время ли вашей чистой беседы или слушания, молчания или возглашения, как внимали Моисей и Самуил, или другой кто подобный им в духе. Посему пособите моей немощи и возденьте вверх святые руки ваши.