Святитель Илия (Минятий) - Слова в Великий пост

Что же это такое, что могло так печалить Иисуса?

Действительно, в этой измене две вещи могли особенно опечалить душу Иисусову: во–первых, оскорбление, что Иуда не признал Его за Сына Божия, а признавал Его за человека, имевшего Божественную силу к творению бесконечных чудес. Такой Целитель, Который одним только словом или прикосновением руки слепых просвещает, прокаженных очищает, больных исцеляет, мертвых воскрешает; такой дивный Чудотворец–пророк, Который будущее предвозвещает, все тайное знает, не омочив ног, по водам ходит, ветрами повелевает, бесов изгоняет, скажи мне, окаянный Иуда, чего Он стоит и такого ли ты Человека продаешь за тридцать сребреников? (Эту цену Моисей, между прочим, определил платить за убийство раба.) Так уничтожен Иисус!.. Но допустим, что Иисус продается; но почему Он продается апостолом? Какой худой пример для Церкви Христовой, если апостолы продают Христа или священники — Божию благодать!

Это замечательно: из апостолов только тот в муку попал, кто любил деньги. Проклятое сребролюбие — первая и главная причина, почему мы и веру свою продаем, и души свои отдаем на муки вечные!

Здесь я прошу вас, христиане, приметить нечто достойное внимания. Те сребреники, которые взял Иуда за Христа, принесли ли ему какую–нибудь пользу? Купил ли он на них какую–либо недвижимость, чтобы обеспечить себя? Сделал ли он платье на себя? Проел ли их или пропил? Доставил ли он себе на них какое–нибудь удовольствие? Ровно ничего. Напротив, те самые сребреники, которые его так ослепили, что он продал за них Христа, привели его и к лишению ума, и к отчаянию: повесился он, в муку вечную попал. Они принесли ему ту пользу, что на них он купил себе виселицу и вечную муку. «И поверг сребреники в церкви, отъиде; и шед удавися» (Мф.27:5). Не принесли они никакой пользы Иуде. Не пошли ли они на какое–нибудь Богоугодное дело, на какую–нибудь надобность церковную? И этого не было. Он пошел и бросил сребреники в храме, а священники храма их не приняли. Недостойно, сказали они, положить в церковную казну эти проклятые сребреники. Нет, нет, Бог не хочет на церковные нужды этих сребреников: они беззаконны, они святотатственны, за них продана человеческая кровь — «недостойно есть вложити их в корвану, понеже цена крове есть» (Мф.27:6). На что же пошли эти сребреники, плата за предательство, корысть сребролюбия? Сребреники, которые послужили поводом к преданию на смерть благого человека, т. е. сребреники смерти были употреблены не на живых, а на мертвых. Куплено было на те деньги поле для погребения на нем мертвых, да и мертвых не своих, а чужестранцев, заезжих — «купиша ими село скудельничо, в погребшие странным» (Мф.27:7). О, проклятые сребреники, за кои продал Иуда Христа! Во–первых, они самому Иуде никакой пользы не принесли; во–вторых, они признаны недостойными служить на пользу храма; в–третьих, на них куплено было кладбище, гробницы — все мертвенное, да и то для чужих — «в погребание странным». О, несчастные сребреники, за которые Иуда предал Христа! Одинаково несчастны, отвержены и прокляты и те сребреники, за которые и мы предаем Христа, предаем Божию благодать, предаем таинства. Приносят ли такие сребреники пользу прежде всего нам самим? Поистине нет! Проклятия и отвержение, которые лежат на этих сребрениках, не допускают, чтобы мы на них порадовались, — напротив, за них нападает на нас в здешней жизни злая болезнь, нечаянная напасть, а в будущей ждет вечная мука. Таких сребреников не терпит Бог и в храме Своем, в Церкви Своей — «недостойно есть вложити их в корвану». Такими деньгами, коими покупается священство, которые составляют прибыль корыстолюбия, святотатства и беззакония, деньгами от кражи (ибо и Иуда был вор и крал церковные доходы) не обновляются храмы, не созидаются дома, не приобретаются имения, но покупаются только гробы и места для погребения. Такие деньги не приносят пользы своим владетелям, такие деньги только чужим — «в погребание странным!»

Но вижу я, что незлобивый Господь Иисус приемлет Иуду, не гнушается его коварным целованием, с глубоким сожалением называет его другом: «Друже, (твори,) на неже еси пришел» (Мф. 26:50).

Тогда к чему же относятся слова «прискорбна есть душа Моя до смерти!» Не к заушению ли, которое нанес Ему непотребный и дерзкий раб? Связав назад руки Иисусу, как преданного суду, и как мыслили в душе враги Его, уже бесповоротно осужденного, вся спира с их тысячником и со множеством слуг, влача Его за собой, приводят Его сперва в дом архиерея Анны, а оттуда — к Каиафе, где книжники и фарисеи, где старцы и все собрание синедриона устами, открытыми на осуждение, сердцем, отравленным ненавистью, все единогласно утверждают, что такой человек достоин смерти — «повинен есть смерти» (Мф. 26:66)! Прошу вас, христиане, обратите внимание. Священники и фарисеи, исполненные зависти, весьма ненавидели Иисуса Христа. Сами слепые, они были вождями слепых и не могли видеть жизни Христовой; они были глухи к Его учению, которое было небесным светом, «иже просвещает всякого человека грядущаго в мир» (Ин. 1:9). Народ вообще любил Его, с радостью слушал Его учение. Поэтому священники и фарисеи, когда попытались умертвить Его, как пытались и прежде не раз, опасались именно простого народа. А теперь, когда наступило время страданий Иисуса, теперь все, как один человек — и священники, и фарисеи, и простой народ: мужчины и женщины, молодые и старые — все хотят Его умертвить. «Повинен есть смерти!»

Что возбудило так весь народ? Что преклонило всех восстать на Христа? Конечно, не что иное, как лицемерие священников и фарисеев. Фарисеи, сребролюбивые и гордые, не вменяли себе за грех поедать без остатка дома вдов и сирот; они не считали грехом искать себе везде первенства и почтения от людей. Но и сребролюбие, и честолюбие было у них скрытное, и народ этого не видел. С другой стороны, молитву они творили на городских площадях, на виду у всех, носили особые длинные одежды и широкие хранилища с изображением заповедей Божиих. Это все было явное, и народ это видел. Фарисеи главные заповеди закона ставили ни во что: хотелось ли иметь кому лжесвидетеля, им был фарисей; хотел лихоимца, он мог найти такого среди фарисеев. Они приносили десятину укропа и тмина; великие и действительные беззакония их были сокрыты, а малые и ложные добродетели явны. Вот почему народ почитал их за святых. Священники, также слепые в невежестве, были отравлены завистью. Это было тайно, простой народ этого не знал и видел в них ревнителей закона. Иуда поверг им сребреники; они к ним не прикоснулись, потому что цена им была кровь — «недостойно есть вложити их в корвану, понеже цена крове есть». Не пошли они в преторию (судилище, где Пилат присутствовал), чтобы им в ней не оскверниться, потому что был тогда праздник — «и тии не внидоша в претор, да не осквернятся» (Ин. 18:28). Такая ревность к закону была явная, и народ, видевший это, почитал их за святых. За святых он почитал людей сребролюбивых, гордых, невежественных, завистливых, людей, которые задумали совершить самое беззаконное, несправедливейшее убийство, какого еще не бывало на земле, а именно: распять Сына Божия. Народ был увлечен только лицемерием. Он рассуждал так: наши фарисеи, наши священники — люди святые; и, следовательно, если они говорят, что Иисус Христос есть льстец и злодей, то говорят это они не без основания; если они хотят Его умертвить, это значит, Он достоин смерти. «Повинен есть смерти». О, лицемерие фарисеев и священников! Как легко прельстить простой народ, который видел некоторые малые лицемерные добродетели, но не видел великих и действительных пороков!