А. Амман - А. Амман Путь отцов

Внутреннее предпочтение Игнатий, подобно ап. Павлу, отдает цельности Учения, его бесспорным догматам, а уж потом — нравственному аспекту, опыту мистических переживаний и святости (тут уже речь о влиянии ап. Иоанна).

Важность этих посланий была очевидной для историков. Два века они с жаром обсуждали их подлинность; обилие доводов и предположений порой заслоняло четкие выводы. Самые строгие критики, как например, Гарнак, подтверждают оригинальность и подлинность текстов. Вопрос, пишет о. Камло, сейчас окончательно разрешен. Игнатий чуток к людям, уважает человеческую личность. Трудность состоит не в том, чтобы любить всех людей, но чтобы любить каждого человека в отдельности, и прежде всего человека маленького, слабого, любить раба и того, кто нас ранит, задевает, заставляет страдать, — так пишет он в Послании к Поликарпу. Он достаточно любит людей, чтобы помогать им становиться лучше, не нанося при этом обиды. Он с любовью применяет слово «врач» ко Христу, и это слово полностью подходит и к нему самому. Он служитель истины и проповедник веры, особенно в ситуации тяжкой, среди непонимания и вражды… Любовь, которую он излучает, проявляется прежде всего как уважение к личности. Он — «наковальня под молотом», его не назовешь человеком, способным на компромиссы.

Игнатий достиг самообладания благодаря терпению — слово для него дорогое, оно лучше всего характеризует его! Пылкий, он становится кротким, побеждает вспышки раздражения, в которых всякий раз раскаивается. Какое знание собственных слабостей чувствуется в этих строках: «Я стараюсь налагать на себя определенные наказания, дабы не погубить себя своим бахвальством». Бахвальству он противопоставляет смирение, хуле — молитву, заблуждениям — убежденность в вере, надменности — внимание к людям.

С опытом ясный ум становится прозорливым, сила оборачивается убеждением, благожелательность — милосердием. «Я не приказываю». Он предпочитает увещевать. Он не торопит события, а просто ждет. В Смирне от него не ускользает ничего. Он выжидает, прежде чем написать свое благодарственное послание. Пусть критика примет форму смиренных советов ушедшего, чьи высказывания уже не могут никого оскорбить.

Ответственность за других не мешает способности трезво оценивать себя самого. Он знает себя, знает, что чувствителен к лести, что легко раздражается; на триумфальном своем пути, окруженный почестями, он смиренно исповедует: «Я в опасности». Никакие почести не опьяняют его.

МИСТИК

Хотя в большей части его переписки нет откровенных признаний, Послание к Римлянам не что иное как исповедь. Если к жителям Смирны и Ефеса епископ обращается с благодарностью и увещанием, то римлянам пишет человек, осененный Богом. Характер этого письма историки не могли не отметить. Ренан, отрицающий подлинность других его писем, находил, что это письмо «полно необычайной энергии, какого‑то скрытого огня и несет черты глубокой оригинальности».

Язык посланий порывист и неровен. Огонь и страсть придают мысли выразительность и делают ее пламенной. Тут уже не до изысков стиля, важно одно — достичь Бога. «Прекрасно мне закатиться от мира к Богу, чтоб в нем мне воссиять» (Рим 2, 2). Для Игнатия речь не просто о сопричастности вере, но о страсти, сжимающей горло, об испепеляющей любви, об ожоге, боль которого несоизмерима с любой болью наших сердец и тел. Вне Бога все отныне пригвождено к позорному столбу.

«Нет во мне больше огня, сжигающего вещество; только «вода живая» журчит во мне изнутри и говорит мне: «Иди к Отцу!» Я не получаю больше удовольствия от тленной пищи, от радостей этой жизни; я желаю только «хлеба Божия», хлеба, который есть Тело Иисуса Христа, «сына Давидова»; а пить я хочу Его Кровь, которая есть нетленная любовь». Историки могут спорить о смысле этих выражений. Тот, кто прочел Послание к Римлянам, найдет там одно из самых волнующих свидетельств веры, крик сердца, не способного вводить в обман ни других, ни себя — он трогает, ибо правдив.

ЦЕРКОВЬ ВО II ВЕКЕ

В посланиях Игнатия мы найдем много сведений о Церкви начала II века. Это был критический момент. Хотя апостолы умерли один за другим, отсвет их авторитета все еще падает на те земли, которые они привели ко Христу.

Церковь растет и развивается, несмотря на гонения. Складывается ее структура и иерархия. Как свидетельствуют письма Игнатия, епископат опирается на общины Малой Азии.

Рост Церкви вызывает к жизни разного рода трудности. Толпа новых верующих, подобно сетям из Евангелия, содержит довольно пестрый улов. Общинная жизнь оказывается под угрозой. Авторитет оспаривается, а если и признается, то с ропотом. Игнатий неустанно побуждает духовенство объединиться вокруг епископов, быть с ними в ладу, «как струны лиры». Самой же вере угрожает ересь. Этой чумой, говорит Игнатий, особенно заражена Малая Азия. Епископ предостерегает общину Ефеса, общины Магнезии и Траллов. Предчувствовал ли он появление того гностического мистицизма, что расчленит христианский Восток, мистицизма более разрушительного, чем силы империи? Гонения укрепляют, ересь же сокрушает, угрожает единству. Игнатий — один из первых и редких свидетелей Церкви в момент, когда она открылась греко–романскому миру. И поскольку послания его принадлежат жизни больше, нежели литературе, они дают нам великолепный образ веры, раздувающей паруса корабля в открытом море. Итак, община группируется вокруг епископа, а если взять уровень глубинный, то вокруг Евхаристии — вот слово, найденное Игнатием, чтобы отныне выражать им литургическое единение в благодарственных молитвах. В послании к христианам Магнезии он закрепил определенный воскресный день для празднования Пасхальной Победы. В письме к христианам Смирны впервые сделана попытка включить брак в жизнь общины.

ГЛАВНЫЕ ТЕМЫ

Две темы постоянно встречаются в его письмах: вера в Иисуса Христа и милосердие. Он любит возвращаться к учению о Христе: «Есть один только врач, являющийся одновременно и плотью и духом, рожденный и нерожденный. Сотворенная Богом плоть, истинная жизнь в недрах смерти, рожденная от Марии и Бога, сначала тленная, а теперь нетленная: Иисус Христос, наш Господь» (Еф 2, 2).

Единственное желание Игнатия — походить на Христа. Чтобы во всем следовать его примеру, он жаждет мученического венца и стремится к тому, чтобы отдать свою жизнь, как Он; он готов потерять все, дабы обрести Христа: «Ничто видимое или невидимое не отвратит меня от моего пути ко Христу… Самые лютые муки дьявола пусть падут на меня, лишь бы мне достичь Христа… Лучше мне умереть за Иисуса Христа, чем царствовать над всею землею. Его ищу, за нас умершего! Его желаю, Его, за нас воскресшего! Вот время, когда я начну жить» (Рим 5, 3; б, 1–2). Во всех общинах он проповедует милосердие. Слово это присутствует везде как лейтмотив, оно для него — итог веры, обжигающей сердце. Вера — это начало, а любовь — венец, обе же в соединении суть дело Божие: все прочее, относящееся к добродетели, от них происходит (Еф 14).