Протопресвитер Николай Афанасьев - Трапеза Господня

Торжественная простота не была достаточна государственной церкви, и государство не могло удовлетвориться внутренней торжественностью своей церкви. Оно требовало блеска и внешней торжественности. Помимо этого была естественная потребность человеческого сердца окружить свою литургическую жизнь возможно большей торжественностью. Это было понятно и законно, особенно когда язычество продолжало оставаться еще долго после примирения церкви и государства живой силою. Человеческий гений отдавал себя на служение церкви, как раньше отдавал себя на служение язычеству. Если бы этого не произошло, то мы бы не имели величайшей сокровищницы искусства, которую мы имеем. Литургическая жизнь постепенно становится торжественной, но торжественность не проникает в ее основы. Она собственно останавливается на ступенях алтаря. В наступивший период истории церкви верные встречали своего Господа в Евхаристии, как и раньше, в смиренной простоте. Однако, равновесие между торжественностью окружающем церковь и простотой Евхаристии не всегда соблюдалось. Оно нарушалось и по вине государства, и по ьине самих христиан.

Еще до Миланского эдикта в Пальмирском царстве христианский епископ сделался одним из высоких государственных чиновников. Антиохийский собор 268 года в своем послании об осуждении Павла Самосатского писал: «Не скажем и о том, как он высокомудрствовал и превозносился, облекаясь в мирские отличия и больше желал называться дуценарием, нежели епископом, — с какой гордостью, окруженный множеством копьеносцев спереди и сзади, ходил он по общественным площадям, на ходу читая громогласно пред всем народом письма, так что от надменности и кичливости его сердца, самая вера наша подвергалась нареканию и ненависти. Не упомянем и о его пышности в церковных собраниях, которую он заботился высказывать в своем славолюбии и мечтательности, изумляя этим души неопытных. Он, не как ученик Христов, построил себе кафедру и высокий престол, подобно мирским начальникам… Песнопения во славу Господа нашего Иисуса Христа он вывел из употребления, говоря, что они суть произведения позднейшие и позднейших лиц: напротив, среди церкви, на великую Пасху, приказывал петь в честь самому себе, и для того назначил женщин, которых слушая, нельзя было не содрагаться… Певшие в честь его и восхвалявшие его в народе утверждали, что нечестивый учитель их есть ангел, сшедший с неба, и горделивец не только не запрещал подобных речей, но еще присутствовал при них…» [37]. Это только небольшая выдержка из этого послания. Церковь осудила Павла Самосатского, как и за это, так и за его учение, и при помощи римской государственной власти, действовавшей по своим политическим соображениям, удалила его с кафедры. Когда Евсевий писал свою историю, обстановка церковной жизни переменилась. Примеру Павла Самосатского следовало не мало епископов, но тот факт, что Евсевий счел нужным поместить в своей истории полностью послание Антиохийского собора указывает, что в начале Никейского периода церковь еще не забыла осуждения Павла. Вероятно, для Евсевия послание Антиохийского собора было некоторого рода обвинительным актом против современных ему епископов. Постепенно в церковную жизнь входят начала, которые были неизвестны доникейской церкви. Под влиянием императорского придворного церемониала вырабатывается торжественный церемониал патриарших входов в церковь. Он входит в литургическую жизнь и в литургические чинопоследования. Ряд моментов поставления императором государственных сановников переносится в поставление епископов, которые удерживаются до настоящего времени. Торжественность входит в первую часть литургии, в так называемый «синаксис», который приблизительно» соответствует нашей теперешней Литургии оглашенных. Пресвитеры начинают в ней принимать активное участие. Однако, совершителем «литургии верных» еще долго продолжает оставаться один епископ или пресвитер, если он служит в своей церкви. Когда епископ совершал Евхаристический канон, то пресвитеры хранили полное молчание.

Мы об этом имеем сведения из разных источников, которые мне здесь нет необходимости полностью приводить. Я укажу только на свидетельство «Апостольских Постановлений», памятника, который в целом составлен был в Сирии в конце IV–го или в начале V–го века. VIII–я книга этого памятника является переделкою «Апостольского Предания» Ипполита Римского. Несмотря на значительные изменения, происшедшие в литургической жизни приблизительно за два с половиной века, принцип совершения Евхаристии одним епископом остался незыблемым. Как и в «Апостольском Предании» Ипполита, новопоставленный епископ без «сослужения» собравшихся на его поставление епископов, один совершает Евхаристию при содействии диаконов. «А наутро прочие епископы помещают его на принадлежащий ему престол, и все приветствуют его целованием о Господе. По прочтении же закона и пророков, также наших посланий и деяний и евангелий, рукоположенный пусть приветствует церковь говоря: «благодать Господа нашего Иисуса Христа, любы Бога и Отца…» [38]. Новопоставленный епископ помещается на престол предстоятеля церкви и, как ее предстоятель, он приветствует все церковное собрание, в том числе и тех епископов–гостей, которые принимают участие в Евхаристическом собрании. «Когда же окончит он (т. е. епископ) слово учительное, пусть все встанут, а диакон, взошед на возвышение, пусть возглашает: «да никто от послушавших, да никто от неверных…» [39]. Диакон читает ряд прошений, соответствующих нашим ектениям. Здесь нужно оговорить, что диакон не читает молитв. Даже в нашем теперешнем чине литургии ектения не есть молитва Церкви, читаемая диаконом, а приглашение к молитве всей церкви. Чтение молитв в точном смысле принадлежит только епископу или пресвитеру, если пресвитер возглавляет Евхаристическое собрание. Диакон есть «сослужнтель» епископа, как его непосредственный помощник при совершении Евхаристии, но он ему не «сослужит» в нашем теперешнем смысле. По окончании того, что мы называем «литургией оглашенных», диаконы «приносят дары епископу к жертвеннику, а пресвитеры стоят по правую и левую сторону, как ученики предстоящие учителю» [40]. Я отмечаю эту подробность, которую не знал литургический чин Ипполита Римского. Пресвитеры со своих мест приближаются к жертвеннику (престолу). Эту же подробность мы находим и у Кирилла Иерусалимского в его «Тайноволственных словах», написанных во второй половине IV–го века. «Итак, видели вы, что диакон подает для умовення воду иерею (т. е. епископу) и пресвитерам, окружающим Божий жертвенник». Это умозрение рук относится не только к епископу и пресвитерам, но символически и ко всем верным, т. к. — продолжает Кирилл — «он подает не ради нечистоты телесной; потому что, имея телесную нечистоту, вовсе и не вошли бы мы в Церковь. Напротив того, умовение служит знаком, что должно вам быть чистыми от всех грехов и беззаконий. Поелику руки знаменуют деятельность, то чрез умовение их даем разуметь чистоту и неукоризненность деяний» [41]. Из слов Кирилла Иерусалимского ясно, что пресвитеры во время совершения Евхаристии епископом находятся не на своих местах, а окружают жертвенник.