Адин Штайнзальц - Простые слова

Подобное исследование природы любви может доставить нам огорчение — ведь личная заинтересованность принимает как самую грубую материальную, так и очень тонкую духовную формы. Каждый должен спросить себя: «Какую роль в моей любви играет эгоистическое начало?» Любовь к Б-гу может быть такой же, как любовь к щуке, — например, в том случае, когда религиозность основывается на потребности человека в ощущении безопасности, выполняет функцию костыля для хромого или движима принципом «ты — мне, я — тебе».

В каждом признании «я люблю тебя», что бы ни имелось в виду под словом «люблю» и под словом «тебя», на первом месте стоит местоимение «я»; без него это чувство существовать не может. Даже когда любовь требует полного самоотречения, ей по-прежнему необходимо «я» как источник эмоции. Любовь не может быть полностью лишена личностного момента, потому что кто-то должен быть ее носителем.

И в самом деле, сила любви, как и всякого чувства, зависит в равной мере и от субъекта, и от объекта. Некоторые люди обладают очень пылким, страстным темпераментом, их переживания сильны и остры. Другие не испытывают потребности в душевных бурях, предпочитая тихую, спокойную жизнь. Еврейские источники описывают два вида любви: «любовь, подобную огню» и «любовь, подобную воде» [1] [1] «Тания» (основная книга хасидского движения Хабад, написанная его основателем раби Шнеуром-Залманом из Ляд), гл. 9; см. также многие другие работы этого же автора. . Первая сжигает, пожирает человека, тогда как вторая успокаивает его и умиротворяет.

На первый взгляд может показаться, что «любовь, подобная огню» — это желание, а «любовь, подобная воде» — его утоление. Но это не так, имеются различия в самой природе чувства. Человек, «пылающий в огне любви», постоянно горит стремлением делать что-то ради этой любви, и поэтому она не приносит ему ни радости, ни счастья. Страсть его обречена на неутоленность. Мученичество самопожертвования является предельным выражением подобной любви, потому что это всепоглощающее чувство. В «любви, подобной воде», наоборот, для счастья достаточно осознания того факта, что любимый существует.

Точно так же, как личность любящего влияет на природу чувства, ее определяет и сам объект любви. Любить красивые вещи или вкусные блюда — не одно и то же, так как обе группы объектов играют в нашей жизни разные роли.

Кто-то настолько любит деньги, что его буквально трясет от желания обладать ими. Скупец, не тратящий накопленное, получает огромное удовлетворение от одного сознания, что сидит на полной кубышке. В этом случае деньги становятся абстрактным понятием, символом идеала. Кто-то скажет, что любовь скупца — очень тонкое чувство: ему ничего не нужно от ее объекта, он даже не использует его. Однажды мне рассказали о старом скряге, у которого жила молодая девушка. Все говорили ему, что она любит не его самого, а его деньги. Он ответил на это: «Я прожил всю жизнь, делая деньги и думая о них. Это было единственное, что меня интересовало. Что такое я? Я — это мои деньги. Если она любит мои деньги, она любит меня». Он настолько слился со своими деньгами, что они больше не были предметом, которым он обладал, но стали его внутренней сутью.

Мудрецы Талмуда проводят различие между обусловленной и безусловной любовью [2] [2] Трактат «Авот», 5:16. . При обусловленной любви удовлетворение часто знаменует собой ее конец. Амнон, сын царя Давида, безумно влюбился в свою сводную сестру Тамар. Он заманил девушку в спальню и, несмотря на ее мольбы, изнасиловал. После этого Амнон люто возненавидел Тамар и выгнал ее из дома. Его ненависть была даже сильнее предшествовавшей ей любви. Этот пример (а подобное случается довольно часто) показывает, как глубоко могут заблуждаться люди, принимая одно чувство за другое. Амнон считал, что любит девушку, тогда как на самом деле им двигало лишь очень сильное сексуальное желание. Он жаждал удовлетворить его, и как только добился своего, Тамар стала для Амнона чем-то вроде использованной тряпки, грязной и ненужной [3] [3] См. «Млахим», 13:1-19. .

Любовь Амнона была явно обусловленной. В большинстве случаев провести подобную грань не так просто. Если я люблю кого-то, потому что предмет моей любви красив, умен, могуществен или обладает какой-либо иной характеристикой, то кого я люблю — человека или какие-то из его свойств? Рациональна ли любовь, и будет ли она сильнее, если он станет лучше, красивее, умнее и т. д., или любовь слепа?

Похоже на то, что никакой реальной зависимости между любовью и ее объектом нет; по крайней мере это не является обязательным. Давайте рассмотрим самый распространенный вид любви: любовь к себе. Конечно, такая любовь обычно сильно отличается от влюбленности в другого человека. Если не считать патологических случаев (крайний нарциссизм), подобный вид любви не предусматривает никаких бурных эмоций. И все-таки это чувство несет в себе все элементы любви: привязанность, причастность, желание удовлетворить малейший каприз любимого (в данном случае самого себя) и так далее. Поскольку эта любовь является врожденной, она не выражается во внешних проявлениях, зато отличается устойчивостью и продолжительностью.

Любовь к себе предоставляет нам неопровержимые доказательства существования двух важных, широко трактуемых ее аспектов. Во-первых, она слепа, ведь большинство людей любят себя, хотя знают о себе больше неприглядной правды, чем кто-либо другой когда-либо смог бы откопать. Чаще всего такая любовь — полноценное, неизбывное чувство, которое совершенно не зависит от каких-либо качеств ее субъекта-объекта.

Обожая человека, вещь, идею или что-либо еще, я могу ошибаться: возможно, я ослеплен эмоциями, предрассудками, гормональным взрывом. Тем не менее, до тех пор, пока воображаемое качество, вызвавшее мою любовь, для меня существует, чувство живет. Пусть красота объекта, на который оно направлено, — лишь порождение моей фантазии, но для меня она безусловна. Влюбленные становятся слепыми, не замечая кривого носа или слабых умственных способностей любимого. В этом случае красоту видит в нем только сам любящий человек. Так для самца бородавочника — уродливого животного из семейства свиней — нет существа прекрасней, чем его самка. Лишь когда иллюзия рассеивается, человек начинает понимать: да ведь там ничего и не было кроме того, что я себе нафантазировал, я был влюблен в иллюзию!

Второй аспект любви, ярко проявляющийся в любви к себе, — снисходительность. Даже люди, не склонные прощать, — по религиозным соображениям или по своему характеру, — готовы простить себе почти все и навсегда забыть об этом. Склонность прощать не означает, что человек попросту не замечает собственные недостатки, но он продолжает любить себя, несмотря на все свои грехи и провинности. Почему это происходит? На определенном этапе, когда у человека формируется осознание собственного «Я», он влюбляется в себя и перестает предъявлять себе какие-либо требования — ему достаточно самого факта своего существования. Любовь не нуждается в искажении фактов, она лишь изменяет наше отношение к ним. Чудесным образом, если дело касается меня, они воспринимаются иначе и обретают иное значение.