Никита Стифат - Жизнь и подвижничество иже во святых отца нашего Симеона Нового Богослова

131. Но пора сказать и письменно изложить то, что поручил он и мне относительно своих сочинений, не только [явившись] в сонном видении, но что еще и пророчески написал он мне о них, далеко прозревая грядущее, чтобы через меня стали они известны и всем другим к пользе читающих. Когда блаженный пребывал еще в этой жизни, он денно и нощно, помимо своей воли, записывал тайны, подаваемые его уму божественным Духом. Ведь Святой Дух вызывал в нем радость и ликование, не давая ему передышки до тех пор, пока слова и действия Его не бывали преданы писанию. Давал блаженный и мне написанное им, и я переписывал это на пергамены и иные свитки. Переписав же, я ему их возвращал. Но однажды вздумалось мне один из них оставить у себя. Блаженный спросил о недостающем свитке у принесшего [переписанное], а так как тот по незнанию не мог вразумительно ответить, то святой муж, как бы рассердившись, его прогнал. Услышав об этом, я подумал, что блаженный заподозрил меня в некоей хитрости из-за оставленного свитка и, опечалившись, опроверг обвинение в письменном виде. А он, непрестанно движимый божественным Духом и желая поведать о событиях последних времен в письменном виде и в устных преданиях, а также явить и подтвердить пророческое свойство души своей, поскольку [наступают] последние времена, — посылает мне ответ в простых и безыскусных словах.

132. “Писаньице мы твое получили, духовное наше чадо, но не одобрили, ибо усмотрели в нем изрядную твою глупость, потому что ты вообще подумал о нас таковое, будто я вообразил или помыслил, что ты по некоему коварству или из любопытства, чтобы огорчить меня, утаил свиток. Какое же коварство или какая скорбь от этого коснется меня в будущем, если даже кажется, что для меня [сейчас] это вернее всего? Но так как я вовсе не знал, что ты оставил этот [свиток] у себя, и предположил, что он, возможно, погиб из-за небрежности слуги или иным каким-либо образом, это огорчило меня, поскольку я признал в тебе раз и навсегда как бы себя самого и все мое доверил тебе, надеясь через тебя открыть [это] и всем другим, как и Христос говорил Своим ученикам: Что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях (Мф. 10:27). Так какое же скверное подозрение имел я на тебя? Поэтому я и прошу тебя переписать это в тетради, чтобы оставить тебе в наследство все мои сочинения. И как это ты заподозрил, будто таковое помыслил я о тебе? Все же Бог простит тебе этот грех, — что ты осудил нас как отпавших от любви, которая все переносит и никогда не перестает (1 Кор. 13:7–8 К если только кто-либо не отдалится от нее добровольно. Но она пребывает целостной, нераздельной, кротко приемлющей всех желающих обратиться и снова прилепиться к ней, по-родственному связующей, а часто и нежелающих влекущей и призывающей к себе. Я молюсь, чтобы ты, дитя, к ней прилепился и соединился [с ней], чтобы мог ты не рассуждать о том, что плохо” что существует и что вообще не существует, но постоянно хранить себя от соблазна во всем по отношению и к нам и ко всем [прочим]. Аминь”.

133. Написал он это мне, когда я был еще юным и неискушенным, когда лицо мое только покрылось первым пушком. Будучи не в состоянии постичь силу его слов, письмо это вместе с другими письмами, которые он мне посылал по разным случаям, я переписал, как думаю, по вдохновению свыше. Но когда прошло шестнадцать лет в борьбе и сражениях со многими [противниками], как сказано выше, среди искушений, я забыл не только об этом письме, но и обо всех других его боговдохновенных писаниях. Но однажды божественная благость по его молитвам посетила нас и увидела наши скорби и нужды, которым подвержены мы в этой жизни для искупления наших прегрешений, и открыла нам беспрепятственное возвращение в богоспасаемую нашу студийскую паству, конечно же, отогнав и лишив силы всех противников наших. Посетила же она меня тогда благодаря любимому мною покаянию, безмолвию и слезам, и вкусил я дара Божия, — так я называю утешение от Духа Святого, возникающее в сердце через сладчайшее умиление. Прекрасно ведь благоговейно склоняться перед Богом и возвещать всем милость Его. На второй неделе Великого поста внезапно охватывает меня некое исступление и изменение от изменения десницы Всевышнего (Пс. 76:11), ибо еще до того, в четверг первой недели, был я охвачен страшным видением. Изменились мои чувства и вообще естество, мысли и все движения моего тела, так что я даже забыл съесть хлеб свой, как говорит божественный Давид (Пс. 101:5). Весь я стал свидетелем мне Христос-Истина — как бы не облеченный телом (2 Кор. 12:2–3), ибо мне казалось, что я несу его как нечто легкое и духовное. Я не испытывал ни голода, ни жажды, ни усталости, ни бессонницы благодаря родившейся во мне свободе и легкости, благодаря сокрытому безмолвию душевных сил и помыслов разума и невыразимой тишине моего сердца. Ибо любовь Божия, на него излившаяся, вознесла к небесам сразу все мои чувства, и я пребывал в тихом свете, словно лишенный тела. В течение целых семи дней душа моя, не смущаемая никакой страстью или помыслом или, можно сказать, потребностями естества, находилась в состоянии великого наслаждения и в неизреченной радости. Вместе с тем от меня отдалялось всякое пристрастие к миру, либо становясь для меня чуждым, либо вовсе исчезая.

134. Когда таким образом был я объят этим блаженным переживанием, находясь все еще в уединении, в верхнем этаже большого храма Предтечи, воскипает в душе моей вместе со сладостью и умилением любовь к блаженному и святому отцу моему Симеону, просветившему меня и наставившему на путь [праведной] жизни. Ибо я почувствовал, как кто-то тайно подвигал и подводил мой ум к воспоминанию о вещах, совершенно мною забытых, таких как благочестие блаженного сего отца, несравненное его доброделание, непрестанное умиление, каждодневные слезы, смирение, кротость, непритворная любовь (Рим. 12:9), чистая и беспрестанная молитва, воздержность, пост, всенощное бдение, стойкость в искушениях, при всех скорбях каждодневное благодарение, раздаяние милостыни нуждающимся, сострадательность, великодушие, доброта нрава, добропорядочность и прямота души, непреклонность в мыслях, твердое стояние за истину и справедливость, непреодолимость, трезвение, целомудрие, доброта, справедливость, православие, братолюбие, спокойствие, чистота сердца, с которой он каждый день причащался божественных Христовых Тайн, полная света речь, сладость в общении, величайший блеск и величайшая чистота души, отчего лицо его приобретало сияние, подобное солнцу, уступчивость, спокойствие, твердость в напастях, нестяжательность, скромность, отсутствие тщеславия и лукавства, смирение, простота, умеренность, милосердие, благость, нищелюбие, любовь к своим чадам, отсутствие злопамятности по отношению к своим обидчикам, духовная радость, любовь к прекрасному и добродетели. К этому [можно добавить качества] более совершенные и возвышенные, [как то] мудрость в речах, знание неизреченных таинств Божиих, высоту его богословия, глубину его смиренномудрия, страшные видения, по блаженному Павлу, таинственные откровения, созерцание беспредельного и божественного света; его херувимское благоговение в предстоянии Богу на Литургии страшных Христовых Тайн, когда он ясно видел Духа Святого, сходящего и освящающего его и Дары, его пророчества, предсказания, предвидения. А еще, его назидания, оглашения, практические советы и поучения, его сочинения, толкования божественного Писания, знаменитые нравственные и огласительные слова, послания, его апологетические и полемические слова, гимны божественной любви.