И. М. Концевичъ - Оптина пустынь и ее время

Изъ всѣхъ мiрскихъ лицъ, перебывавшихъ въ Оптиной Пустыни, Кирѣевскш ближе всѣхъ другихъ подошелъ къ ея духу и понялъ, какъ никто иной, ея значеше, какъ духовной вершины, гдѣ сошлись и высшш духовный подвигъ внутренняго дѣлашя, вѣнчаемой изобилiемъ благодати даровъ стяжашя Святаго Духа и одновременно служеше мiру во всей полнотѣ, какъ въ его духовныхъ, такъ и житейскихъ нуждахъ. Онъ видѣлъ въ Оптиной претвореше въ жизнь мудрости святоотеческой. Будучи философомъ, онъ почувствовалъ, что и высшее познаше истины связано съ цѣльностью духа, съ возстановленной гармошей всѣхъ духовныхъ силъ человѣка. Но это возстановлете достигается внутреннимъ подвигомъ, духовнымъ дѣлашемъ. И Кирѣевскш въ своихъ философскихъ изслѣдовашяхъ, а именно въ учеши о познаши (гносеолопя) указалъ на внутреннюю зависимость (функцюнальную связь) познавательныхъ способностей человѣка отъ духовнаго подвига, претворяющаго естественное, низшее состояше силъ человѣка въ духовный высшш разумъ (связалъ философпо съ аскетикой)… При своемъ служеши делу оптинскаго издательства Иванъ Васильевичъ имѣлъ возможность въ совершенствѣ изучить святоотеческую литературу, а ранее, получивъ прекрасное домашнее философское образоваше и еще дополнивъ его во время пребывашя въ Гермаши, онъ такимъ образомъ былъ также въсовершенствѣ знакомъ и съ западной культурой. Въ его лице встретились западная философская традищя съ традищей Восточной Церкви. Чемъ же разрешилась эта встреча двухъ враждебныхъ началъ? Ответь на этотъ вопросъ даетъ статья «О характере просвегцешя Европы по его отношешю къ просвегцешю Россш», напечатанная въ 1852 г. въ «Московскомъ Сборнике», издаваемомъ славянофильскимъ кружкомъ. Эта статья навлекла цензурное запрегцеше на сборникъ; но ничего антиправительственнаго въ ней не было. Смыслъ статьи таковъ:

Будучи выученникомъ Запада, зная его въ совершенстве, онъ сурово критикуете его культуру. Западъ зашелъ въ духовный тупикъ. Духовная болезнь западной культуры — это «торжество рацюнализма». Въ этомъ ея сущность, какъ свидетельствуете проф. В. Зеньковскш: «Обвинеше въ ращонализме всего Запада возникло еще въ XVIII в. на Западе же, какъ во Франщи, такъ и въ Германия» (Прот. В. В. Зеньковскш. Ист. Русск. Философш. Томъ II, стр. 200. Парижъ). Киреевскш объ этой болезни Запада говорите подробно: «Европейское просвещеше достигло ныне полнаго развитая, но результатоме этой полноты было почти всеобщее чувство недовольства и обманутой надежды. Самое торжество европейскаго ума обнаружило односторонность коренныхь его стремленш. Жизнь была лишена своего существеннаго смысла» (Киреевскш. Т. II. Москва 1861, стр.

. «Многовековой холодный анализе разрушиле все те основы, на которыхь стояло европейское просвещеше оте самаго начала своего развитая, таке что его собственныя коренныя начала, изе которыхе оно выросло (т. е. христаанство), сделалось для него посторонними и чужими, а прямой его собственностью оказался этоте самый, разрушившш его, анализе, этоте самодвижугцшся ноже разума, этоте силлогизме, не признаюгцш ничего, кроме себя и личнаго опыта, этоте самовластный разсудоке, эта логическая деятельность, отрешенная оте всехъ познавательныхе силе человека» (II, 232). Но «Западе, каке и Востоке, изначала жиле верой, но произошло повреждеше ве самой вере, когда Риме поставиле силлогизмы выше сознашя всего христаанства» (II, 285). Киреевскш показале, что изе этого повреждешя «развилась сперва схоластическая философiя вне веры, потоме реформащя ве вере и, наконеце, философiя вне веры» (II, 284). Западная Церковь подменила внутреншй авторитете истины внетттниме авторитетоме iерархш (когда самовольно, безе соглаая се Востокоме изменила символе веры), что «привело ке … ращонализму, т. е. торжеству автономнаго разума», «повлекшему неизбежно распаде духовной цельности. Раздвоеше и разсудочность — последнее выражеше западной культуры».

Западъ просмотрелъ восточную мудрость. Его ученые до тонкости изучили все философш съ древнѣйшихъ временъ: египетскую, персидскую, китайскую, индусскую и т. д. Но мистика православнаго Востока для нихъ была закрыта. Мы же унаследовали отъ Византш сокровища этой духовной мудрости, заключенной въ творешяхъ св. отцовъ. И наша историческая задача была построить на богатомъ византшскомъ наслѣдш новую духовную культуру, которая бы оплодотворила весь мiръ. Киреевскш поставилъ проблему во всей ея полноте. Онъ указываетъ, что русская философiя должна строиться на «глубокомъ, живомъ и чистомъ любомудрш святыхъ отцовъ, представляющихъ зародыши высшаго философскаго начала» (II, 332). «Путь русской философш лежитъ не въ отрицанш западной мысли, а въ воспиташи ея тѣмъ, что раскрывается въ высшемъ знаши, где достигается вновь целостность духа, утерянная въ грѣхопадеши, но возстановленная въ хриспанстве, а затемъ ущербленная въ западномъ христтанствѣ торжествомъ логическаго мышлешя».

Статья Киреевскаго, какъ сказано, была напечатана въ славянофильскомъ «Московскомъ Сборнике» и, хотя самъ Иванъ Васильевичъ, отойдя отъ западниковъ, очутился въ окружеши славянофиловъ, изъ которыхъ Хомяковъ и особенно Кошелевъ, были его близкими друзьями, но тѣмъ не менее на нашъ взглядъ, причислеше Киреевскаго къ «раннимъ славянофиламъ» является ошибкой. Во всемъ собранш его сочинешй нетъ ни единаго слова, дающаго право на такое наименоваше. Онъ боролся, какъ и его брать, за сохранеше чертъ русской самобытности. Ему, подобно К. Н. Леонтьеву, дороги византшсюе наши корни, на которыхъ основано Православiе. Въ той же статье имъ сказано: «Учешя Св. Отцевъ Православной Церкви перешли въ Росаю, можно сказать, вместе съ первымъ благовестомъ христтанскаго колокола, подъ ихъ руководствомъ сложился и воспитался коренной русскш умъ, лежагщй въ основе русскаго быта» (О харак. проев. Европы. Полн. Собр. Соч. т. II, стр. 259. Москва 1861 г). А въ более ранней статье («Ответь Хомякову», 1838), онъ пишетъ: «Эти отшельники, изъ роскошной жизни уходивгше въ леса, въ недоступныхъ ущел!яхъ, изучивипе писашя глубочайшихъ мудрецовъ христаанской Грещи, и выходивгше оттуда учить народъ, ихъ понимавшш». Это созвучно словамъ К. Н. Леонтьева: «Византшскш духъ, византтйсия начала и вл!яшя, какъ сложная ткань нервной системы, проникаетъ насквозь великорусскш общественный организмъ. Имъ обязана Русь своимъ прошлымъ»… (Византизмъ и славянство). Неудивительно, что западники считали Киреевскаго славянофиломъ по недоразумешю. «Я отъ всей души уважаю Киреевскаго», пишетъ Грановскш, «несмотря на совершенную противоположность нашихъ убъжденш. Въ нихъ такъ много святости, прямоты, вѣры, какъ я не видѣлъ ни въ комъ». Герценъ съ грустью выразился по поводу Кирѣевскаго: «Между нами были церковныя сгЬны»… Братья Кирѣевоае не примыкали всецѣло ни къ одному изъ сугцествовавшихъ тогда идеологическихъ теченш. Объ этомъ свидѣтельствуетъ тотъ же Герценъ: «Совершенной близости у него (И. В. К.) не было ни съ его друзьями, ни съ нами. Возлѣ него стоятъ его братъ и другъ Петръ. Грустно, какъ будто слеза еще не обсохла, будто вчера посѣтило несчастте, появлялись оба брата на бесѣды и сходки». Печаль эта понятна: ни тогда, ни послѣ Кирѣевскаго не были должнымъ образомъ понятны и оцѣнены. Они до сихъ поръ ждутъ своего безпристрастнаго изслѣдователя… Оба они желали обновлешя нащональной жизни. «Что такое нащональная жизнь?» спрашиваетъ Петръ Кирѣевскш — «она, какъ и все живое, неуловима ни въ каюя формулы. Предаше нужно».