Алексей Лосев - Античный космос и современная наука

Отсюда, надо всячески приветствовать попытку Н. Meyer ориентировать весь аристотелизм на стихии искусства, а не только устанавливать почти что обычную „die Parallele zwischen der bewussten Produktion des Kíinstlers und dem zweckthätigen Schaffen der Natur“ //параллель между сознательной деятельностью художника и це¬ленаправленным созиданием природы (нем.).// (H. Maier, Die Syllogistik des Aristo¬teles. Tiibing., 1900, II 2, 190). H. Meyer (Natur und Kunst bei Aristoteles. Paderb., 1919, 31) указывает, что наряду с природой, логикой и грамматикой особенно искусство является у Аристо¬теля образцом при определении понятия материи, которая мыс¬лится именно как начало структурного оформления (3—31). Ориентация на произведении искусства особенно выявляется у Аристотеля, по Мейеру, в проблеме формы: I) под «природой» понимается у него не материя, но форма (32-^36; ср. Phys. II 1, 192b 32—193а 30 — о превращении для натурфилософии элемен¬тов в усии и эйдосы, с Plat. Theaet. 174а об исследовании целого; Phaedr. 245е уравнение логоса, усии и фюсиса души, Crat. 393 с-—d, Gorg. 462b — 466е, 501 а); 2) на художественной деятель¬ности ориентируется понятие субстанции (36—40; как и Plat, Crat. 389 а—b, R. P. 596a — 597d, Аристотель берет художест¬венный предмет для демонстрации идеи «в себе», Met. Ill 998b I—3, I 983a 26—29, Anal. post. I 85b 26—29; cp. Phaed. 98c слл.; также Met. VII 1041b 11—27, VIII 1043b 5—14, VII 1029a 5); 3) подобным же образом ориентируется взаимоотношение «формы» и «сущности» (40—59, ср. платонические корни этих воззрений, 51—54); 4) также и — определение «действующей причины» (59—62); 5) использование картины художественного твор¬чества в учении об органическом развитии (62—79); 6) примене¬ние сходных принципов объяснения психологии познания (79— 84). Отдельную главу посвящает Мейер телеологии, где доказы–вается, что: I) телеология природы также мыслится Аристотелем по аналогии с художественным творчеством (85—92), в связи с сходными и несходными проблемами «автоматического» ста–новления (93—97); что 2) художественному продукту соответ–ствует в природе фюсис = эйдос = чтойность = цель в отдель¬ных организмах, 97—100, в космосе, 101 —103; ср. отождест¬вление «фюсис» с эйдетическими конструкциями (Phys. II 1 и 2, De part, animal. I 641b 23—26, IV 686a 22,34, De gen. animal. Ill 2,753a слл. с привлечением E. Hardy, Der Begriff d. Physis in d. gr. Philos. 1884. I 195 сл., 203, De coelo II 290a 31—35, Eth. Nicom. I 1092b 20—23 и мн. др.); что 3) всякий продукт природы есть и продукт искусства (103—107) и что, 4) по Аристотелю, как природа есть подражание искусству, так искусство есть подражание природе, 108—110, — общеизвестные принципы «Поэтики». Стоит обратить внимание также на утверждение исследователя, что Бог у Аристотеля, однако, не художник и не демиург, но — цель, не имманентная, а трансцендентная (115— 126).

Символически–мифологическое толкование аристотелизма я создал независимо от работы Мейера (которую смог получить только в 1925 г.), еще в связи с подготовкой к магистерскому испытанию по Аристотелю (зачет по каковому предмету был мною получен еще в декабре 1920 г. на заседании истор. — фило–лог. фак. Моск. университета, и подготовка к каковому могла происходить, след., в 1918—1920 гг. — в те времена, когда ученый мир Москвы был почти совсем лишен возможности знакомиться с текущей литературой Запада; книга Мейера вышла в 1919 г.); кроме того, о результате своих работ над Аристотелем я доклады¬вал 12 марта 1920 г. в Историко–филологическом о–ве при Ниже¬городском государственном университете, в ноябре 1921 г. — в Философском о–ве им. Л. М. Лопатина в Московск. университ., 13 ноября 1924 г. — в Российск. академии художеств, наук в Москве. Некоторую близость чувствую я также к работе P. Gohl–ke, Die Lehre von der Abstraktion bei Plato u. Aristoteles. Halle, 1914, попавшей ко мне в руки также только в 1925 г. Этот автор, привлекая, подобно мне, Met. VII 10, 1035b 97 сл. об υλη ώς καθόλου (ср. и вообще учение об умной материи, относя¬щееся сюда же), находит возможным вывести, что „еіп σύνολον aus Form und Materie nicht notwendig ein Indivíduum ergeben míisse“ //материи как общем (греч.)… совокупность формы и материи не обязательно дает индивидуум (нем., греч.).// (85 — лучше было бы говорить тут не об индивиду¬ализме, а о чувственности; ср. его таблицу на стр. 86), и в даль¬нейшем твердо стоит на этом (78—94), показывая в редкостно отчетливой форме тождество аристотелизма с платонизмом (96— 99) в понимании эйдоса как продукта чистой мысли; как резуль¬тата мыслительного определения; как самостоятельного и отдель¬ного от чувственной веши предмета; как вступающего в смысло¬вую связь с материей; как новой умности, получающейся от этой связи, и т. д. Слабее указано расхождение обеих систем, но и тут важно указание на разработку в аристотелизме глав¬ным образом вопросов «обоюдности». После подобных работ нужно считать устаревшими взгляды, подобные тем, которые развивал, напр., Г. Зибек, Аристотель, перев. В. Базарова. СПб., 1903, 30: «Абстрактное и конкретное понятия материи не могут быть у Аристотеля согласованы между собою без противоре¬чия», и устаревшей даже самую тему, над которой работал, напр., Н. Poppelreuter, Zur Psychol, d. Aristot., Theophrast u. Strato. Diss. Lpz., 1891, доказывавший, что до Стратона ни у кого не было учения о центральном органе ощущения, даже и у Аристо¬теля, и что, по толкованию последнего, восприятия ограничива¬лись пределами периферических функций, вопреки J. Neuhäu–ser’y, Aristot. Lehre von den sinnlichen Erkenntnissvermôgen u. s. Organen. 1878, 60 и продолжая C. Bauemker’a, Des Arist. Lehre v. d. äussern u. innern Sinnesvermogen. 1877, 78 сл. Даже столь чутко отнесшийся к объективизму Аристотеля Вл. Карпов не понял в его чтойности подлинный смысл того «определения», на основе которого строится у Аристотеля понятие чтойности; и на основании изложения Карпова (Натурфилософия Аристо¬теля и ее значение в настоящее время. Вопросы филос. и психо¬лог. М., 1911. IV (109), 546—549) невозможно понять, тождест¬венна ли, в конце концов, чтойность с сущностью или различна и в чем различна.

1. Чтойность Аристотеля и Идея Платона. Подводя итог Аристотелевой Идее в сравнении с Платоновой и Плотиновой, можно сказать следующее (если опустить все случайности язы–кового выражения и всю несущественную сторону в изложении этих трех философов).

I. а) Поскольку у Платона отсутствует отдельное изложение учения об идеях, приходится поступать чисто эмпирически, наблюдая фактическое словоупотребление Платона и выбирая отдельные его суждения. Тут не место приводить все результаты моих текстуальных анализов Платона, но стоит отметить хотя бы некоторые существенные пункты.

1. Оттенок видения и узрения, смысловой зрительности мож–но отметить: для «эйдоса» — Charm. 154d,e, Prot. 352а, Hipp Maior 289d, Gorg. 473e, Men. 80a, Crat. 389b (2), d, 390a, b, e, 394d,, Lys. 204e, 222a, Phaedr. 229d, 246b, 249b, 253d, 251b, 277c, Conv. 189e (2), 196a, 215b, Phaed. 73a, d, 87a, 92b, 1lOcd, Theaet. 157bc, 162b, Soph. 266c, Phileb. 44e, Tim. 35a, 48c, 53b, c, 54d (3), 55a, e, 56a, b, d, e (2) 57c, d, 58d, 59b, e, 60a (2), b, d, 61b, c, 62c, 66d (2), 67a, 81a, R. P. 389b, 459d; для «идеи» — Charm. 157d, 158a, Prot. 315c, Phaedr. 246a, 251a, Conv. 196a, Phaed. 108d, 109b, Parm. 135a, be, Soph. 253cd, 254a, 255e, Phileb. 16d (2 сл.). 25b, 64a, 67a.

2. Оттенок целостной множественности, данной как нечто ин¬дивидуальное: для «эйдоса» — Lach. 191d, Euthyphr. 6d, Men. 72c, d, e, Crat. 389b (2), 390a, b, e, 440ab (2), Phaedr. 249b, 265e, 266a, 277c, Conv. 210b, Phaed. llOd, 102b, 103e, 104c, 106d, Theaet. 148d, 178a, 203e, 204a; для «идеи» — характерное в дан–ном случае μία ιδέα, как результат слияния многого в целостную единичность, встречается в Euthyphr. 5d, 6d, Phaedr. 265d, 273e, Theaet. 184d, 203c, e, 204a, 205c, d, Parm. 132a, be, 157d, Soph. 253d, Phileb. 16d (1 сл.), 64e. R. P. 507b (1 сл.), Politic. 258c, 308c, Legg. X 965c.