Павел Бегичев - Уроки истории

Нонн, вместо того, чтобы увидеть в себе праведника и злорадно обличить грешницу перед собратьями–служителями сделал все ровно наоборот. Он начал хвалить Маргариту и порицать себя и всю епископскую братию. Вот что пишет агиограф:

Блаженнейший же Нонн пристально и долго смотрел на нее, так что оглядывался на нее, когда и проехала она. Затем, обратясь к епископам, говорил: «вас не заняла красота ее»? Те молчали. Он склонил лицо на колени и вымочил слезами своими не только платок, бывший в руках его, но и все колени свои. Тяжко вздыхая, говорил он к епископам: «вас не заняла красота ее? А я истинно увлечен красотою ее. На эту красоту Бог укажет нам епископам на суде Своем, когда будет судить нас и наше управление. Как думаете, возлюбленные, сколько времени провела эта жена в своей одевальной комнате моясь, прибираясь, со всем напряжением мыслей осматриваясь в зеркале, чтобы не было какого нибудь недостатка в уборе, чтобы не быть униженною пред любовниками, которые ныне живы, а завтра пропали. У нас есть Отец Небесный, Жених бессмертный, дарующий верным своим награды вечные, которых оценить нельзя. Глаз не видел, ухо не слышало, на ум не всходило то, что Бог приготовил любящим Его. Что говорить много! Мы, которым обещана честь видеть великое, светлое, несравненное лицо Жениха, на которое не смеют взирать херувимы, мы не украшаем себя, не очищаем нечистот с сердец наших бедных, а оставляем их по нерадению».

Так закончил свою проповедь блаженный Нонн…

А дальше все было так, как вам уже известно… Маргарите донесли об этих словах Нонна, она пришла в воскресенье послушать его проповедь и обратилась к Христу с искренним покаянием, чтобы сыграть последнюю в своей жизни роль святого Пелагия.

А мне не дает покоя мироощущение святого Нонна. Это в каких же надо быть близких отношениях с Христом, чтобы постоянно видеть свое несовершенство и искренне искать в окружающих грешниках хотя бы осколки былого величия, образа и подобия Божьего!

Где уж нам «извлекать драгоценное из ничтожного» (как говорил Господь Иеремии в Иер.15:19)? Где уж нам воздавать честь даже нехристианам, которые, тем не менее, достойны чести (как говорит нам Дух Святой через святого Павла в Рим. 13:7)? Где уж нам почитать всех без исключения (как учит нас Писание через апостола Петра в 1Пет.2:17)?

Мы горазды почитать себя и свои сомнительные «совершенства». А чужие грехи мы побиваем… не камнями, но бревнами, торчащими из наших глаз…

Что ж мы за люди то такие?

Нет уж… Надо пойти поплакать о грехах своих…

И когда на суде Господь будет вас, хорошие мои ставить мне в пример, вы уж тогда за меня вступитесь, пожалуйста… Ладно?

Значит договорились!

Сегодняшний рассказ — это история о любви. О любви не страстной, но воспитанной в себе годами. О любви самоотверженной и ввергающей в ужас.

Сегодня я хочу рассказать вам о святом Дамиане де Вёстере, бельгийском священнике–католике, жившем во второй половине 19 века.

Жозеф де Вёстер решил стать священником сразу после окончания школы. Именно тогда он и взял имя Дамиан. Ему было 24 года, когда он отправился миссионером на Гавайи.

Советским школьникам Гавайи были известны лишь по мультику о капитане Врунгеле. Этакое райское местечко, где ездят на досках по морю, да гавайские гитары превращают в балала…

В 19 веке Гавайи еще не были территорией США, но белые американцы облюбовали архипелаг из за плантаций сахарного тростника. Бремя белого человека понудило жителей благословенной Америки щедро поделиться с дикарями благами цивилизации в обмен на землю и доход с продаж сахара. Ну и заодно вместе с цивилизацией белые завезли к смуглокожим аборигенам оспу, грипп, сифилис. В результате подобной братской помощи вымерло примерно 80% коренных жителей.

Когда юноша Дамиан приехал на Гавайи, там разразилась эпидемия проказы. Проказа в данном случае — это не детская шалость, а страшная болезнь — лепра. Человек гниет заживо, постепенно утрачивая части своего тела, разваливаясь на куски и теряя чувствительность…

Гавайский король, недолго думая, выделил прокаженным колонию под названием Калаупапа на острове Молокай. И прокаженных с других островов начали свозить туда, не обращая внимания на вопли родственников и друзей, практически силой. На Молокае прокаженных не ожидали ни больницы, ни дома, ни церкви, ни кладбища… Просто голая земля. Деревья, скалы, пляж и море… Прокаженные рыли норы в земле, чтобы где то жить и питались тем, что могли вырастить сами или сорвать с деревьев. Изредка получая помощь с кораблей, привозивших новые партии зараженных лепрой.

Белые туда не ездили. Лишь изредка приедет какой нибудь врач, зажав нос подойдет к больному, длинной палкой приподнимет одежду, зажмурившись оставит на берегу лекарства, да бегом назад, на корабль… Иногда приезжали и проповедники, пытаясь кричать издалека прокаженным, чтобы те покаялись…

Прокаженные над проповедниками смеялись, врачам показывали не самые пристойные обнаженные части тела, лекарства выливали на землю, а в склянках хранили табак…

И вот Дамиан решил поехать на Молокай. К тому времени юноше уже сравнялось 33 года. Собственно говоря, его туда послали на 15 дней, чтобы составить график для священников. Но дураков, желавших поехать к прокаженным больше не нашлось даже среди священников, и Дамиан остался на острове навсегда. Он отказался вернуться с острова, а позже ему это даже запретили. Карантин, понимаешь…

У Довлатова есть строчки:

Лениздат напечатал книгу о войне. Под одной из фотоиллюстраций значилось: «Личные вещи партизана Боснюка. Пуля из его черепа, а также гвоздь, которым он ранил фашиста…» Широко жил партизан Боснюк!

Дамиан де Вёстер не перещеголял партизана Боснюка. Из личных вещей он привез на остров маленькое распятие и молитвослов. Первое время спал под деревом, ел прямо на земле, что Бог пошлет (думаю, что Бог первое время посылал Дамиану что то вроде фруктов с дикорастущих деревьев, благо — тропики).

Дамиан начал строить церковь и так увлекся этим делом, что впоследствии построил там много чего: фермы, дома, школу, кладбище и даже порт. На все руки был мастер. Конечно, с большой земли помогали немножко, но в основном все было возложено на самого де Вёстера. Парень он был высокий и статный. Таскал бревна не хуже Ильича на субботнике, а даже лучше, ибо Ильич таскал бревна одну субботу, а Дамиан каждый день в течение десяти лет.