Фотий Константинопольский - Сочинения

(пер. Г. С. Дестуниса и Н. Марра)

Текст воспроизведен по изданию: Фотия, святейшего архиепископа константинопольского. О гробе Господа нашего Иисуса Христа и другие малые творения // Православный палестинский сборник. Т. 31. СПб. 1892

Неизреченная и глубочайшая причина того, о чемъ ты спрашиваешь, да будетъ сокрыта въ Боге; а мы скажемъ лишь то, что дано разуметь уму человеческому. Праведный Авель умеръ прежде Адама согрешившаго и принявшаго приговоръ смертный, — для того, во–первыхъ, чтобы виновный отецъ, познавши въ своемъ невинномъ сыне весь ужасъ и неизбежность смерти, сильнее возчувствовалъ спасительную скорбь и обнаружилъ большее раскаяніе, и такимъ образомъ самъ отошелъ изъ сей жизни съ меньшимъ долгомъ за преступленіе. Далее, — для того, чтобы могущество смерти, восхитивъ первымъ невинно–сраженнаго праведника, стало отъ того само слабее. Ибо, какъ въ томъ случае, если бы она взяла себе первымъ виновнаго ей чрезъ то подставлено было–бы прочное основаніе; такъ теперь, поспешивъ восхитить праведника, она, по неведенію, соделала для себя зыбкое и удоборазрушимое основаніе. — Но смотри еще, какъ чрезъ это предуготовляется и предуказывается наше общее воскресеніе. Въ самомъ деле, если Богъ благъ и правосуденъ, или лучше, если Онъ есть источникъ всякой благости и правды, то, конечно, Онъ не допустилъ бы преждевременно умереть Авелю, праведному, безъ награды: — что я говорю — безъ награды? Онъ не допустилъ бы, по правосудію своему, быть убитымъ тому, кто оказался боголюбезнымъ, если бы не было другаго міра, другой жизни, где Онъ, по неизреченному богатству промысла, уготовилъ и хранитъ награды и воздаянія за дела наши. — Перестань же, после сего, еще недоумевать и изумляться, — для чего Авель, первый другъ правды, первый принесъ жертву смерти. А если при семъ вспомнишь объ Енохе, который также былъ однимъ изъ первыхъ праведниковъ, то еще лучше уразумеешь, зачемъ владычество смерти обнаруживается прежде надъ невинными, а не надъ виновными: ибо и здесь Слово Божіе опять открываетъ намъ (какъ–бы нарочно для того, чтобы предупредить твои сомненія), что не по другому чему, какъ по особенному попущенію и особенной любви Божіей праведникъ, первый, уловляется сетями смерти и испытываетъ на себе действіе ея тиранніи.

Печатается по изданiю:Фотія, Святейшаго Патріарха Константинопольскаго, Письма. // Журналъ «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». – 1846 г. – Часть II. – с. 7–9.

Твое недоуменіе, помню, съ большею язвительностію и остротою высказано было некогда Юліаномъ–Отступникомъ. Итакъ, что я противъ него сказалъ [33] Фотій писалъ противъ Юліана обширное обличеніе, которое доселе не было издано въ светь, если не утратилось вовсе. и что еще сохранилось въ моей памяти, то самое перескажу и тебе въ той мысли, что сіе послужитъ удовлетворительнымъ решеніемъ твоего вопроса.

Богоотступникъ, примешивая притворныя похвалы къ своимъ хуламъ на истину, такъ говорилъ: «послушайте прекраснаго государственнаго совета: Продайте именія и дайте нищимъ! Сотворите себе сокровища нестареющіяся (ср. Лук. 12, 33). Кто можетъ придумать более сообразную съ государственными пользами заповедь! Но если все тебе покорятся, кто будетъ покупателемъ? — Кто похвалитъ это ученіе, при господстве котораго неминуемо придутъ въ разореніе все домы, города, народы? Ибо какъ можетъ быть ценнымъ домъ, когда все спускается даромъ? А что въ городе не останется ни одного покупателя, когда все и все будутъ продавать, — объ этомъ нечего уже и говорить; и безъ того очевидно».

Но слово истины, видя въ этихъ нареканіяхъ не больше, какъ слабыя усилія ребенка, погоняетъ его, какъ–бы розгами, следующами обличеніями. Во–первыхъ, говоритъ оно, нимало не удивительно, если заповедь, изъ которой благомыслящій извлекъ бы великую пользу и духовное услажденіе, во славу Законодателя, приводитъ богоотступника къ погибели вместо спасенія, ко вреду вместо пользы, къ хуле вместо благодарности. Известно, что добро, судя по расположенію къ нему людей, имеетъ две стороны, — избраніе и отвращеніе. Избраніе поставляетъ насъ на правую стезю и, более и более открывая уму нашему привлекательныхъ красотъ въ добре, темъ усиливаетъ въ насъ любовь къ нему. Отвращеніе же, удаляя человека отъ царственнаго пути все далее и далее, и проводя по стремнинамъ, скаламъ и безчисленнымъ уклоненіямъ, — после того какъ однажды подавитъ въ немъ наклонность къ добру и лишитъ возможности созерцать красоты его, приучаетъ услаждаться однимъ мракомъ порока и делаетъ наконецъ не только слепцомъ, но и врагомъ собственнаго спасенія. Такимъ–то образомъ и Юліанъ, покрывшій свою душу мракомъ и утратившій то зреніе, которымъ постигается истинное добро, оказывается врагомъ и противникомъ заповедей, ведущихъ къ добру, не хочетъ пощадить и такого высокаго совета Христова, но старается все, что есть въ немъ превосходнаго, обратить въ смехъ. Ибо, не говоря уже о томъ, что советъ — продавать свое имущество и творить милостыню, открываетъ обширное поприще сострадательности и истинной любви людей другъ къ другу, — какой философъ, какой учитель любомудрія лучше, чемъ эта заповедь, учатъ воздержанію и целомудрію? Не освобождаетъ ли она человека отъ всехъ техъ страстей, которыя пораждаются сребролюбіемъ? Какъ–скоро искоренится любостяжательность; откуда возникнутъ хищничество, разбои, утесненія? Какъ–скоро позаботимся о безъобидномъ разделеніи имуществъ: не исчезнутъ ли раздоры, тяжбы и брани? Какъ–скоро повсюду будетъ господствовать милосердіе и весь излишекъ будетъ иждиваться на нужды бедныхъ: тогда прекратится роскошь и мотовство, и человека не будутъ притеснять для собственнаго пресыщенія удовольствіями, — откуда обыкновенно пораждаются пороки самые гнусные. Посему какимъ образомъ человеколюбіе и общительность, готовыя на помощь всякому несчастному, разстроятъ семейства, города, государства? Какимъ образомъ истребленіе воровства, грабежей и всякой неправды подроетъ основанія человеческаго общества? Напротивъ, не тотъ ли скорее избежитъ заразы этихъ пороковъ, кто не щадитъ своихъ стяжаній для общественнаго блага, кто изъ собственныхъ выгодъ уделяетъ часть ближнимъ и всецело возвышается надъ пристрастіемъ къ веществу? А будучи чистъ отъ всего низкаго и обогащая себя только истиннымъ добромъ, онъ принесетъ пользу и гражданамъ, не только пособіями въ ихъ нуждахъ, но и темъ, что въ частной жизни своей подастъ имъ примеръ и образецъ высокаго любомудрія. Если городъ населенъ будетъ такими людьми, которые на всякую свою собственность смотрятъ, какъ на общественное достояніе, простираютъ всемъ руку помощи, изгоняютъ всякое насиліе, чтятъ правду, короче сказать, во всехъ выгодахъ равняютъ ближнихъ съ самими собою, — населенный такими людьми городъ конечно не будетъ въ тягость соседямъ: напротивъ и те изъ нихъ, которые дотоле въ продолженіе многихъ летъ привыкли къ чрезмерной роскоши въ наслажденіяхъ, пріобретутъ отъ–того еще больше, — именно, нескончаемое довольство и славу. Но «мудрый» Юліанъ не хочетъ этого. Онъ хочетъ, чтобы его граждане отягчали руку свою надъ ближними и собирали для себя имущество съ чужихъ трудовъ, не стыдясь ни разбойнической дерзости, ни кововъ, ни явныхъ притесненій. Хотя бы довелось покровительствовать тиранству, мыслить и поступать безчеловечнее Фаларида; хотя бы должно было укрывать всехъ отъявленныхъ злодеевъ и позволять имъ не чуждаться самыхъ низкихъ средствъ для увеличенія своего богатства, чтобы чрезъ то открыли они себе доступъ ко всякому удовольствію и разврату, стали утопать въ роскоши, жить для чрева и сладострастія, наполняя міръ своимъ именемъ и возбуждая во всехъ зависть, заботясь только о долголетіи въ настоящей жизни и не помышляя о другой: но все–таки советъ Іисуса Христа не хорошъ для того, который такъ заботливо устрояетъ благоденствіе городовъ, коего глубокое и великое промышленіе обнимаетъ народы и простирается до семействъ, и который, какъ видно изъ его словъ, предпочитаетъ людей сребролюбивыхъ человеколюбивымъ, коварныхъ — дружелюбнымъ, милосердыхъ — жестокосердымъ, словомъ, людей во всемъ злыхъ — по всему добрымъ; ибо какъ нелюбостяжательность приводитъ къ другимъ подобнымъ добродетелямъ, такъ сребролюбіе влечетъ за собою всякій сродный порокъ. Итакъ этотъ мудрецъ, насмехающійся надъ заповедію Господа, заповедуетъ людямъ избрать зло вместо добра, утверждая, что народы, города, семейства до техъ поръ не будутъ счастливо жить и не подвинутся впередъ, пока не сделаются изъ добрыхъ злыми. Вотъ до какихъ последствій доводитъ его дерзость противъ закона Божія!